Вернейские грачи

— Накалилась, как хороший утюг, — она шутливо дотронулась до щеки Клэр и тут же отдернула руку, делая вид, что обожглась. — Да не вырывайся, не вырывайся, — прибавила она, крепко держа возмущенную девочку. Она повернула Клэр лицом к себе и подняла чуть не силой ее голову, упирающуюся, неподатливую. — Неужели ты думаешь, что я и Тореадор, то есть Гюстав, не знали, что за гости пожаловали к нам? Чего стоила одна физиономия этого мистера Хомера.

— Как! Вы знали, и вы позволили им оставаться в Гнезде?! — вне себя воскликнула Клэр.

— А почему бы и нет? — кивнула Мать. — Нам же нечего скрывать! Мы боремся открыто. Пускай они знают, что мы боремся честно. Конечно, досадно, что мы давали пристанище у нас в Гнезде враждебно настроенным людям, но что же делать? Там, где идет большая борьба, всегда будут действовать злые и добрые силы. Может, жизнь у нас чему-нибудь их научила… И потом, я уверена, не все они такие, а

— Все! Все! — страстно сказала Клэр. — Это злые, это очень дурные люди, и с ними надо быть безжалостной. Вот увидите, что я им сделаю!

Марселина отодвинулась. От ее ласковой шутливости не осталось следа.

— Клэр, сейчас ты солдат, который получил боевое задание, — сказала она. — Ты всегда хотела этого, мечтала об этом. Вспомни своего отца. Он говорил: «Ни слова, ни жеста без разрешения командира». Я требую от тебя такой же дисциплины.

Клэр сидела, низко опустив голову, но даже подбородок ее выражал упрямство, твердое намерение поступать по-своему.

— Сейчас нет места для личных чувств и счетов, — продолжала Мать. — Корасон и Этьенн тоже дали слово ничего не предпринимать в одиночку.

Клэр чуть подняла голову.

— Ты слышишь меня, Клэр? — Мать пристально смотрела на девочку. — Ты обещаешь слушаться?

Клэр тяжело, всей грудью вздохнула.

— Хорошо, Мама, — вымолвила она.

И тихо, с опущенной головой вышла из комнаты.

Через полчаса одна только Мать с Мутоном провожала во дворе «Последнюю надежду». Лолота еще не звонила, грачи еще спали, а гости тоже не подавали признаков жизни. Впрочем, внимательный наблюдатель заметил бы, что одна из ставен во втором этаже чуть-чуть приоткрыта и в узкую, как нож, щель смотрят чьи-то холодные и жадные глаза.

Глаза эти видели, как Корасон сел за руль. Рядом с ним поместился Жюжю, а в кузов грузовика забрались одетые по-дорожному Клэр и Этьенн, который накануне вечером приехал в Гнездо.

Мать посмотрела на небо:

— Будет дождь. Уже сейчас что-то моросит. Возьмите плащи.

— А у нас есть брезент, — откликнулся Корасон. — В случае чего, Клэр и Этьенн смогут закрыться.

Холодные и жадные глаза видели, как Мать поцеловала Клэр и пожала руки мальчикам. Потом «Последняя надежда» немножко пофыркала, словно жеребенок, приготовляющийся к бегу, и выехала из ворот на горное шоссе. Последнее, что видели глаза, была Клэр, которая, улыбаясь, махала Матери косынкой.

Мать оказалась права: не успели отъехать и пяти километров, пошел дождь. Крупные, тяжелые капли посыпались на дно грузовика, быстро пятная все сухое пространство, сливаясь в одно большое пятно. Дорога сразу потемнела, сделалась глянцевитой. Снизу, из долин, начал наплывать туман. Деревья, мох, трава на обочинах — все пило воду, все тяжелело и как-то затихало под серым небом. Машина чуть сбавила ход.

— Ишь, Корасон осторожничает, боится, что занесет на поворотах, — сказал Этьенн.

— Очень правильно. Сейчас дорога скользкая, может и занести, — отозвалась Клэр.

Этьенн засмеялся.

— Какой у тебя нахохленный вид! Настоящая курица!

— Ты тоже хорош: без шапки, в одних сандалиях. Совсем цапля на болоте!

— Цапля?! Ха-ха-ха!

— Придется дать тебе мою косынку. Подвинься, Цапля, только не упади. Дай я тебя повяжу.

С самого отъезда из Гнезда Этьенн и Клэр без умолку хохотали и дурачились. Оба ехали стоя, уцепившись руками за верх кабины, потому что на поворотах и виражах машину кренило то в одну, то в другую сторону и кузов подбрасывало. Тогда их тоже подбрасывало, сталкивало, как крокетные шары, они ударялись плечами и, смущенные, принимались смеяться еще сильнее.

Дождь лил все шибче, дальние горы совсем закрыло, и по обочинам запрыгали пенистые мутные ручьи, похожие на кудлатых барашков.

Машина остановилась. Послышался тоненький голос Жюжю, он о чем-то спрашивал. Корасон вылез из кабины и подошел к борту, на ходу натягивая куртку.

— Мокнете? Вот чудаки, чего же вы не сядете и не накроетесь брезентом? Брезент здесь в ящике. Клэр знает. — Он не смотрел ни на Клэр, ни на друга.

Жюжю не вытерпел и тоже выскочил из кабины.

— Ух, какой дождь! — закричал он. — Вот это так дождь! Клэр, давай меняться местами. Иди в кабину, а я полезу в кузов.

Этьенн внезапно сильно покраснел.

— Вот еще, чтобы ты потом простудился и Мать бранила меня за тебя! Нет, оставайся уж там, где сидишь, — сказала Клэр.

— Да вовсе я не простужусь! Что я, сахарный, что ли, растаю от дождя? — настаивал изо всех сил Жюжю.