Вернейские грачи

— Понял, понял! — с досадой сказал Ксавье. Ему, наконец, удалось вырвать руку из руки Антуана. — Только ваш друг Жан Точильщик не в Гнезде, а в городе. Напрасно вы лезете на гору, вот что!

— В городе? — Антуан передвинул панаму снова на затылок. — Жан там, внизу? А ты меня не обманываешь, парень?

— Говорю вам: дядя Жан второй день в Заречье, — с еще большей досадой бросил Ксавье. Как бы ему поскорее отвязаться от этого пьяницы!

— О! В Заречье? — неожиданно обрадовался Антуан. — Так я сейчас. Одна нога здесь, другая там. Одна нога здесь, другая… — Вдруг он подозрительно уставился на Ксавье. — А… а ты не врешь, мальчуган? Может, только смеешься над старым Антуаном?

— Грачи никогда не врут, — внушительно отвечал Ксавье, — могу дать вам честное слово: дядя Жан еще позавчера ушел в город. Мать, то есть госпожа Берто, — поправился он, — просила его пойти в Заречье.

— Гм… госпожа Берто… Госпожа Берто… — пробормотал Антуан. — Видно, неплохая она женщина, эта госпожа Берто, если все они там, — он махнул рукой вниз, — точат на нее и на ее товарищей зубы…

Он отпустил руку Ксавье, и тот, обрадовавшись, устремился вниз по «сокращалочке». Гоп-ля! Скорей! Скорей!

И вдруг уже на повороте Ксавье затормозил каблуками, да так, что вокруг его ног облачком завилась пыль. Хорош разведчик! Не воспользоваться таким случаем!

Фигура старика уже скрылась за кустами чуть выше.

— Господин Дюшапель, — закричал Ксавье, — послушайте, господин Дюшапель, ведь вы из замка?

Антуан, который только что с трудом уцепился за куст и с помощью этой опоры поворачивался на сто восемьдесят градусов, остановился. Он отдувался, лицо его покраснело еще больше.

— Из замка? Да, мальчуган, я был из замка, — сказал он, делая ударение на слове «был».

— Значит, вы знаете, почему сегодня в замке такой съезд? — спросил Ксавье. — Машины туда так и шныряют, я видел.

Антуан, стоя у куста, покачивался.

— Съезд, — сказал он, — именно съезд. Господин Пьер Фонтенак и его друзья-приятели приехали. Американцы, и префект, и старуха, и ее чернохвостый, и этот пройдоха Морвилье. Они все там. Свились в клубок, как змеи весной, у-у-у… И шипят, как змеи, — повторил Антуан, пытаясь изобразить губами змеиное шипение.

Ксавье смотрел на него, вытаращив глаза.

— Фонтенак приехал? — воскликнул он. — Да ведь его ждали только послезавтра!

Антуан прищурился.

— Скажите, пожалуйста, тебе, значит, все известно? — Он выпустил из рук ветку и заскользил на неверных ногах вниз. — А вот он, значит, с тобой не посоветовался: захотел и прибыл на день раньше. Что, взял?

— Так, значит… — начал было снова Ксавье, но Атуан перебил его и вдруг запел гримасничая:

— Который час, друг Кирики?— Уж полдень. Слышите гудки?

— А кто об этом вам сказал?— Мышонок серый прошептал.— Куда девался он теперь?— В часовне спрятался за дверь.— Что станет делать он потом?— Вязать нам кружево с котом.

— Вот вам, господин Кирики! — Антуан захохотал, а Ксавье от досады закусил губу: это была детская считалка. Нет, от такого пьянчуги не добьешься толку!

— Эй! Эй! Куда ты, господин Кирики? Обожди меня! Пойдем вместе! — закричал Антуан.

Но Ксавье, не отзываясь, бежал вниз, к замку. Из-под его ног катились камни, колючки цеплялись за его рубашку, но он ничего не замечал. Наконец он вылетел с разбегу на белый цемент шоссе. От шоссе шел короткий отрезок песчаной дороги, заворачивающей к воротам замка.

Там, на круглом, заросшем травой дворе, где уже давно не бывало никаких машин, кроме старого форда начальницы пансиона, теперь стояли, отражая в своих полированных кузовах последние блики света, три великолепных автомобиля.

— «Кадиллак», «бьюик», «шевроле». И все самые последние модели, — определил Ксавье. — Фонтенак приехал, видно, на «кадиллаке». А вот тот «шевроле» — это, кажется, здешний. А на «бьюике» ездят американцы со Старой Мельницы. Ну, конечно, вон их шофер в форме.

Солдат лениво курил, изредка стряхивая пепел в траву. Других шоферов не было видно: очевидно, их позвали в дом. Ксавье предусмотрительно отступил в тень кустов, обрамляющих въезд. Эх, если бы не шофер, он уж сумел бы подобраться к замку поближе, может, увидел бы что-нибудь.

И снова план Жюжю вспомнился Ксавье. Конечно, лезть в самое пекло — безумие, но хотя бы издали…

— Опять ты сюда явился? — раздался вдруг серебристый, ехидный, проникающий в самое нутро голосок. — Один раз уже нарвался, так еще захотелось!

И Херувим, вылощенный, в новой сутане, в белоснежном кружевном воротнике, возник перед остолбеневшим Ксавье.