Вернейские грачи

Да, она была совершенно готова: маленький чемоданчик в одной руке, через другую перекинут плащ, на голове — косынка, из-под которой светятся темные нежные глаза.

— Тогда в путь.

Чиновник галантно распахнул дверь, и Марселина вышла в коридор. Она мгновенно заметила все: и закрытые двери Рамо и Лолоты, и американских школьников, стоящих отдельной группой, и своих грачей — бледных, растерянных, полуодетых…

— Мама! Мамочка! — тоненьким, как у зайчонка, голосом закричала Сюзанна и вдруг отчаянно зарыдала: — Мамочка, не уходите! Куда они вас ведут?

— Ты с ума сошла! Плакать при них? Сейчас же перестань! — задыхающимся шепотом приказала Витамин. Каких нечеловеческих усилий стоило удержаться от слез ей самой! Она только старалась как можно ближе протиснуться к Марселине, хотя дежуривший в коридоре полицейский все дальше оттеснял кучку детей.

— Не надо плакать, мои дорогие! Мы расстаемся ненадолго. Мы скоро увидимся, я уверена.

Это сказала Марселина. Дети жадно слушали ее. Нерешительными шагами приблизился молодой помощник чиновника: он обследовал другие помещения, и вот в столовой ему попалась тетрадь в красном переплете. Он не знает, стоит ли ее приобщать к делу, но шеф говорил, что… Тут помощник окончательно смутился. Да и вид этих мальчиков и девочек в пижамах и рубашонках взволновал его.

— Дайте-ка сюда. — Старший полистал тетрадь. — Что это такое? «Книга жизни»? — Он поднял брови.

— Это детские записи, — отвечала Марселина и впервые за последние часы улыбнулась, — В этой тетради каждый из наших детей писал, что ему вздумается.

— А почему тут написано «Книга жизни»? — продолжал допытываться чиновник.

Марселина снова улыбнулась и повернулась к кучке грачей.

— Так им захотелось назвать эту тетрадь. Ведь все мы относились к ней вполне серьезно.

— Посмотрим. — Полицейский служака был любопытен. Еще неизвестно, удастся ли ему сунуть нос в эту тетрадь позже.

— Гм… «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», — громко прочел он первую попавшуюся запись. — «Мира не ждут, мир завоевывают». «Мы, молодая гвардия, всегда будем бороться за лучшее будущее». Так. Все понятно. Во всяком случае, даже по этим записям ясно виден дух, в котором здесь воспитывались дети. Это будет интересно следствию. Я беру эту тетрадь, — и он принялся запихивать «Книгу жизни» в тот же разбухший портфель, где уже лежал портрет Александра Берто.

Пока происходило это чтение, кучке грачей удалось протиснуться поближе к Марселине. Все глаза ловили ее взгляд, все губы мечтали прикоснуться к ней, к ее руке, к ее платью.

В стороне, прижавшись к окну, стояли Рой Мэйсон и Тэд Маллори. Они тоже не сводили глаз с Марселины, но разные мысли и разные чувства были у этих двух ровесников и сыновей Америки.

Тэд Маллори в эту минуту готов был все отдать, лишь бы освободить эту чужую ему французскую женщину, убрать из Гнезда полицейских, вернуть грачам Мать.

Что же сказать о Рое Мэйсоне? Он презирал Гнездо и грачей, он сам помогал следить за ними и выдавал их. Он ненавидел девочку, по имени Клэр, оттолкнувшую его, отказавшуюся от его любви. И все же сейчас он не мог, просто не мог не преклониться перед Марселиной Берто, перед ее мужеством и самообладанием. Внутренне он невольно восторгался ее свободной манерой, ее легкой фигурой, ее осанкой. «Клэр вела бы себя точь-в-точь так же». Он сжал кулаки в карманах, взглянул на полицейских и внезапно понял, что смотрит на них как на врагов. Вот наваждение! Что с ним такое? Уж не стал ли и он, Рой Мэйсон, большевиком?! Он провел рукой по лбу и почувствовал, что рука совсем мокрая.

— Идемте. Мы и так уже проканителились здесь слишком долго, — сказал чиновник. Он встал рядом с Марселиной и мигнул помощнику: «Не спускай глаз!»

— Одну минуту, — сказала Марселина. Она знаком подозвала к себе Витамин. — Передай привет всем нашим: и Гюставу, и Лолоте, и всем, — сказала она, ближе притягивая девочку. — Я хочу, чтобы все у вас шло, как и при мне, понимаешь, девочка?

Витамин почувствовала, как рука Матери сжала её плечо.

— Передай это от моего имени Гюставу…

— Никаких разговоров! Никаких поручений! — вмешался чиновник.

Марселина двинулась к лестнице. И тут, у самой лестницы, она столкнулась с оборванным, насквозь пропыленным мальчиком. Он еле волочил ноги в серых от пыли ботинках. И такое же серое у него было лицо. И красно-золотое перо на его голове тоже посерело, отяжелело от пыли и пота и легло как подкошенное.

— Ксавье! — воскликнула Мать. — Ксавье, откуда ты? И посмотри на свою рубашку! Попроси Витамин, чтобы она тебе ее выстирала и починила…

Ксавье зашевелил губами, но слова не пошли. Он только смотрел, смотрел, как ведут по лестнице Мать, как выводят ее во двор, как сажают в закрытую полицейскую машину. Кто-то бурей пронесся мимо него. Кто-то в темноте бросился к дверце машины.

— Миссис Берто! Миссис Берто! Скажите, что надо. Я все сделаю, все передам… Они не посмеют меня тронуть, они не пос…