Вернись ради меня

– Дедушка с бабушкой до сих пор живут на старом месте, в доме номер восемь.

– Значит, твоя мама не уезжала с острова?

– Нет. Когда она познакомилась с папой, он перебрался сюда, и они прожили здесь несколько лет, прежде чем расстались, когда мне было пять, и отец вернулся на материк. С тех пор мы с мамой живем вдвоем. – Девушка, улыбнувшись, возвращается за стойку, чтобы приготовить мне горячий шоколад.

– А как же ты? – спрашиваю я, когда она снова подходит. – Тебе нравится жить на острове?

– Вы говорите совсем как журналистка!

– Прости.

Она качает головой:

– Все нормально. Меня это не раздражает, как многих островитян.

Она ставит передо мной большую кружку с шоколадом. Я благодарю и без паузы продолжаю:

– Что вы имеете в виду?

– Местные терпеть не могут, когда вмешиваются в их жизнь. Я не знаю, они словно все вдруг почувствовали себя виноватыми. Мама говорит, что при виде полицейского на пороге любому станет казаться, будто он что-то натворил.

Я понимающе киваю.

– Пожалуй, она права, – продолжает девушка, – хотя маму еще не слишком часто донимают. Во всяком случае, именно поэтому все теперь сидят по домам. – Она закатывает глаза. – Островитянам рекомендовано избегать общения с прессой, и поэтому они решили, что лучше будет совсем спрятаться. А вам? Вам нравилось жить на острове?

– Да, – улыбаюсь я. – Очень нравилось.

– А мне достается лучшее из обоих миров, – она сияет, – помимо острова, я провожу много времени на материке, с отцом. Папа говорит, здесь как в закрытой банке. Да и некоторые из моих друзей тоже терпеть не могут Эвергрин.

– И моя сестра не любила, – признаюсь я. – Не могла дождаться, чтобы покинуть остров навсегда.

– Поэтому вы и уехали?

Я качаю головой.

– Нет, просто отец нашел работу в Винчестере. Кстати, я Стелла.

– А я Мэг, – улыбка озаряет ее лицо. – Что касается вашего предыдущего вопроса – да, мне здесь нравится. По крайней мере, я так думаю. Когда нашли труп, тут такое началось! – продолжает Мэг, присаживаясь напротив. – Понимаете, все терялись в догадках, чьи это останки. Только об этом и говорили, и было заметно, что люди смотрели друг на друга с подозрением. Мама сказала, что я не должна никому доверять, но мне кажется, это она сгоряча. Ведь я знаю этих людей всю жизнь.

Я киваю, принимаясь за сандвич. Похоже, как ни старалась Эмма предостеречь дочь от излишней открытости, мать явно не была ею услышана. Для любого из журналистов наивная и доверчивая Мэг стала бы хорошей добычей. Подавшись поближе, Мэг шепчет:

– Люди уже начинают сплетничать, чьих рук это дело. Надеюсь, это не тот, кто все еще живет здесь.

Я невесело улыбаюсь:

– Лучшее, что вы можете сделать, – не вмешиваться.

Вместо ответа Мэг поднимает голову и смотрит на только что вошедшего посетителя. Она отодвигается на стуле и говорит, вставая:

– Непременно навестите мою маму. Ей будет приятно увидеть знакомое лицо. – Впервые за время нашего разговора я замечаю, как глаза Мэг грустнеют. – Правда, она сейчас ходит взвинченная, – тихо добавляет девушка.

– Возможно, она меня даже не помнит, – поспешно говорю я.

Мэг кивает, но повторяет, глядя на меня:

– Может, и не помнит, но не могли бы вы просто зайти на минутку?

Она смотрит с такой надеждой, что я соглашаюсь, рассудив, что вреда от этого не будет.

Центральная дорога – шире, чем все другие на острове, – идет через деревню вплотную к террасам, тянущимся двумя сплошными рядами. Всего их шестнадцать, по восемь с каждой стороны, идеально симметричных и похожих как близнецы. Это единственная часть Эвергрина, которая выглядит инородной.

Я стучу в дверь с номером два, невольно отмечая, что до сих пор жизнь Эммы не ушла дальше дома, где она выросла. Я пытаюсь представить, как она живет теперь.

За дверью мелькает тень, и я отступаю, ожидая, что мне сейчас откроют, однако никто не отвечает. Я собираюсь постучать снова, когда занавеска слева от меня дергается и за стеклом появляется женское лицо.

Я приветственно машу рукой. Эмму я узнаю сразу – бледная кожа, светлое каре с длинной, даже слишком длинной челкой, закрывающей левый глаз. Кажется, она заметно похудела. Эмма не отвечает на приветствие, но наконец опускает занавеску и открывает дверь, вопросительно глядя на меня.

– Эмма? – начинаю я, протягивая руку. – Возможно, вы меня не помните. Я жила на острове когда-то очень давно. Стелла Харви.

Эмма, не сводя с меня глаз, чуть склоняет голову набок.

– Стелла Харви, – тихо повторяет она. – Ты уехала, когда мы еще были детьми.

Я киваю и смотрю через ее плечо, гадая, пригласит ли она меня в дом.

– Я только что заходила в кафе и познакомилась там с твоей дочерью, она попросила тебя проведать. Понимаю, что визит неожиданный и сейчас, возможно, не самое подходящее время, но я обещала Мэг.

Эмма немного отходит в сторону, однако настороженность не исчезает из ее глаз.

– Я кое-кого жду, но ты можешь войти.