– В чем дело? – не выдержала она. – Ты действительно думаешь, что я слишком много вожусь с Бонни? – Сердце учащенно забилось в предчувствии ответа, который ей не хотелось слышать. Мария всегда боялась, что однажды муж выскажется начистоту и этой откровенности их брак не выдержит. В конце концов позже так и произойдет, но в тот день она вздохнула с облегчением, когда Дэвид покачал головой и сказал, что дело в другом. Погладив жену по плечу, он сделал жест рукой, предлагая ей поговорить с сыном.
Мария поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью Дэнни. Она тихонько постучала и заглянула в комнату. Дэнни лежал на кровати, полностью накрывшись одеялом и возвышаясь на ней, как холм. Мария не видела его лица, однако слышала дыхание – частое и короткое.
Опустившись на край кровати, Мария погладила Дэнни по ноге. Он вздрогнул, но не отодвинулся.
– Дэнни, – прошептала она. Ответа не последовало. – Ты можешь рассказать мне все.
Она подождала, потом еще раз потрепала сына по голени и уже поднялась, чтобы уйти, как из-под одеяла еле слышно прозвучало:
– Все было не так, как кажется.
В этот момент Мария знала – что бы ни натворил ее сын, она сделает все необходимое, чтобы все уладить. Она сделает то же самое для любого из своих детей.
Настоящее
Глава 12
На следующее утро я просыпаюсь в холодном поту – по лбу катятся крупные капли, а пижамная рубашка липнет к телу мокрыми пятнами. Ночью меня мучили навязчивые сновидения, которые путались и не имели никакого смысла, и мне требуется время, чтобы сообразить, где я нахожусь. Секундой позже на меня снова обрушивается чудовищная новость о Джилл.
Имя подруги было первым в списке, который я отослала констеблю Уолтону. Интересно, когда он прочитал мой список, он уже знал о смерти Джилл и сразу вычеркнул ее имя? А потом размышлял над оставшимися четырьмя, ткнув пальцем в самое подозрительное?
Я откидываю толстое бордовое одеяло и нащупываю рукой телефон, глядя на время на экране. Связи по-прежнему нет, но я все равно проверяю электронную почту и сообщения, надеясь, что, возможно, ночью появлялся сигнал.
Там ничего нет. Сейчас уже полдевятого, значит, я пропустила завтрак. К тому времени, когда я приняла душ, оделась и спустилась в столовую, Рэйчел уже нигде не было видно, однако она оставила несколько коробок с хлопьями, немного молока в кувшине и чайник на буфете, чтобы я смогла приготовить себе чашку чая.
Сегодня я нанесу визит Бобу и Руфи. Одна только мысль постучать к ним в дверь парализует меня, но я не смогу еще два дня провести на острове, избегая Тейлоров.
Воспоминания о них кружили в моей голове прошлой ночью, не давая уснуть. Тейлоры были парой противоположностей. В те редкие дни, когда мы с Джилл сидели у нее на кухне, Руфь растворялась на заднем плане, занимаясь готовкой и уборкой и иногда тихо посмеиваясь над нашими разговорами, но никогда не вмешивалась, как это делала моя мама. Руфь Тейлор словно чувствовала себя третьей лишней, а в присутствии мужа ее робость лишь усиливалась: громогласный великан, Боб врывался в комнаты, полный неуместного темперамента и, как правило, черезчур много пива.
Джилл пыталась объяснить это тем, что они живут рядом с пабом и отцу приходится выпивать, когда предлагают, но мне казалось, что вся семья только выиграла бы, получи Боб другую работу. Правда, я не представляла, к чему еще мог бы быть пригоден Боб Тейлор.
Джилл не всегда заступалась за отца. Я знала, она не любила его и лишь чувство вины не позволяло ей высказываться об этом вслух. Два раза я видела у нее на руках синяки и однажды, не подумав, коснулась фиолетового пятна, отчего Джилл вздрогнула.
– Прости! Тебе больно? – спросила я. – Откуда он взялся?
Джилл быстро опустила рукав и перевела тему, но я не сдавалась.
– Расскажи, что случилось, Джилл, – настаивала я. – Мы же лучшие подруги, помнишь?
Я перевернула руку ладонью вверх и показала шрам на среднем пальце, пораненном еще год назад. Джилл тогда в ответ порезала свой, и мы прижались кровоточащими ранками, произнеся клятву «кровных сестер». Идею мы взяли из фильма, однако побоялись резать себе запястья, как это сделали героини в фильме.
– Лучшие подруги, – кивнула Джилл и снова прижала палец к моему. – Отец не хотел этого делать, он просто слишком сильно схватил меня, когда рассердился. Но он извинился и пообещал, что этого больше не повторится. А потом он… заплакал. В конце концов я сказала ему, что это пустяки.
Меня передернуло от того, что такой человек, как Боб, может раскиснуть до слез.
– Ты расскажешь маме? – спросила я.
– Папа просил не делать этого, она расстроится. И ты тоже не должна никому говорить. Держи это в секрете! Поклянись клятвой кровной сестры!
– Клянусь, – буркнула я, убирая палец.
Мне была ненавистна мысль что-то скрывать от моей мамы, меня возмущал отец Джилл, но клятва кровной сестры означала, что придется держать слово.