Верните вора!

И действительно, не более чем через полчаса прозвучал призыв к новой молитве. Согласно устоявшимся предписаниям Мухаммеда групповое моление более угодно Аллаху. Причём верующие должны стоять так плотно друг к другу, чтобы между ними не мог втиснуться шайтан, только и мечтающий испортить хоть какой-нибудь намаз.

— Алла, бисмиллэ-э… — широко и распевно разнеслось над притихшим оазисом.

Полог шатра откинулся, и показался сам Хайям-Кар с замазанным пудрой синяком на скуле, но по-прежнему строгий, неподкупный, уверенный в собственной правоте и богоизбранности. Он торжественно огладил коричневыми ладонями седую бороду и обратился к народу с короткой речью:

— О люди моей уммы! Мои друзья и рабы, слуги и соратники, те, кого сам Аллах повелел мне привести в его чертоги омытыми праведностью! Вознесём молитву и склонимся ниц перед престолом Всевышнего. Да не забудьте упомянуть, что я — ваш пророк, а недостойный Лев Оболенский да будет повешен на рогах самого шайтана!

— Воистину, о наш шейх, — дружно простонали адепты, едва не рыдая от умиления, ведь они своими ушами слышали слова глашатая Божьей воли.

Наши аферисты тоже послушно склонили головы, а Ходжа шёпотом пообещал маленькой Амуке ещё три орешка, если она хотя бы пять минут не будет никому грозить мечом. Девочка задумалась и согласилась не сразу…

Да, как-то вдруг вспомнил: если кто решил, что позже я ни разу не поинтересовался реальной достоверностью пребывающего у меня улыбчивого узкоглазого типа, то фигу! Периодически я бываю очень даже строг и придирчив, благо жизнь выучила всякому. Первым, кто мог бы подтвердить мне подлинность нынешнего Насреддина, разумеется, был Лев Оболенский. Но увы, его сотовый, как и домашний, не отвечали, один — вне зоны доступа, другой — пустые гудки, никто не берёт трубку. Общие московские друзья ещё раз подтвердили, что семейство моего друга где-то в отъезде. Пришлось идти иным путём…

Напомню, никаких документов у Ходжи не было, по-русски он говорил довольно бегло, хотя и в явно дореволюционной манере. Первым кланялся всем мужчинам старше его, искренне улыбался детям, опускал глаза перед женщинами, ничего не боялся — ни лифта, ни бытовой техники, ни машин, свободно изъяснялся на арабском, казахском, узбекском, калмыцком, персидском и, видимо, вообще на всех восточных языках. Поймать его на лжи было невозможно, на провокационные вопросы он честно отвечал, что «Аллах про это знает лучше» и типа отвяжись.

То есть если это был шпион, то, во-первых, идеальный, а во-вторых, на фига кому сдалось присылать шпиона именно ко мне?! Портал перехода в Срединное королевство я всё равно никому не выдам…

Самого же Насреддина мои «сомнения» ни капельки не волновали. Волнует ли одну звезду в небе, что её ошибочно назвали именем другой? Нет, она и близко не озабочена, чем или как её называют маленькие существа с противоположной окраины Галактики. Звёзды светят людям даже не потому, что им это хоть на миг нравится. Просто они так устроены — светят, и всё, вне зависимости, видит ли хоть кто-то их свет или не видит. Иногда самая великая романтика прекрасно уживается в самой невинной простоте. Вот так и домулло, он и близко не затевался с необходимостью «доказывать» кому бы то ни было подлинность своего существования. Он был, и всё тут!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

А в этом что-то есть! Я бы, пожалуй, прокатилась ещё разок…

Леди Годива

По мановению руки Хайям-Кара толпа молящихся выстроилась в правильные ряды, полукругом огибая шатёр шейха.

— Вообще-то я думал, мусульманам положено молиться лицом на юг, где Мекка, — тихо уточнил Оболенский, как и все, опускаясь на колени.

— Они молятся не Аллаху, а своему «пророку», — подтвердил Ходжа, отправляя девочку к соседней палатке, чтоб не мешала. — Фанатики же, мать их за ногу, как ты выражаешься…

Амука, хоть и выросшая в атмосфере маминого феминизма, всё же упёртой дурочкой не была и прекрасно понимала, когда взрослых надо оставить в покое.

Коллективный намаз — это священнодействие полного, почти ментального, погружения в молитву, в суть самого себя, попытка хоть какое-то время побыть один на один с Всевышним, ощущая в своей душе благодать Создателя миров. Ни на что отвлекаться нельзя, даже если мир рухнет, небо упадёт, реки потекут вспять, а звёзды осыплются на землю. Ибо враг рода человеческого не дремлет и для него огромное счастье — отвлечь праведного мусульманина от сосредоточенности на молитве! Любой шайтан только этим и занимается, это все знают…

Но сейчас, отвлекись хоть на миг верующие от ежедневной молитвы, они могли бы воочию увидеть не шайтана, а широкоплечую мужскую фигуру, что, танцевально скользя меж рядов молящихся, в одну минуту ввинтилась под полы шатра. Сам Хайям-Кар если и ощутил лёгкое движение воздуха у виска, то всё равно ничего не понял. Оболенский прошмыгнул внутрь так ловко, что только Насреддин и знал, как это произошло, да и он скорее предполагал, чем знал…