Верните вора!

— Если что могу, компенсирую! Вот тут этот самовлюблённый хмырь в чёрной шинели лезет учить вас жизни, так вот я у себя дома таких мухобойкой гоняю! И если сегодня вы позволите его шайке лишить вас всех демократических свобод, то оно будет не зер гут. Короче, братва, свободу Насреддинам! Ну и меня заодно… отпустите на покаяние… с чистой совестью… до следующего срока…

В среде бухарцев вдруг началось явное томление и пертурбация. Люди в чёрных чалмах, верные слуги нового пророка, быстро покидали отведённые им места и, толкаясь, спешили поближе к своему господину. Воодушевлённый народ тычками и затрещинами направлял их в нужном направлении. Для действительно всенародного бунта не хватало лишь искры и предводителя. Но — увы, проклятие шайтану, пока реально не было ни того ни другого…

— Казнить обоих. — По знаку Хайям-Кара локти Оболенского стянули верёвкой, а на шею накинули толстую петлю.

— Ты чего добивался, почтеннейший? — тихо спросил домулло, пока палач уточнял, кого душить первым.

— Вообще-то думал спровоцировать гнев народных масс и компактную революцию, — виновато буркнул россиянин. — А что не так? Я ж по-любому не смог бы смотреть, как они тебя казнят перед строем, без суда и следствия! Чего?!

— Ничего, — отвернулся Насреддин. — Помрём вместе. Говорят, так даже веселее. Проверим, Лёва-джан?

Чёрный шейх поднял руку, призывая всех к молчанию.

Возможно, он хотел сказать приличествующую моменту речь, но не успел. В небе над Бухарой появилась быстро увеличивающаяся точка, в считаные минуты оказавшаяся человеком, стоящим на летающем ковре и размахивающим старым мечом. Узнать великого эмира Сулеймана в драном халате и тюбетейке было просто невозможно…

— Остановись, негодяй, узурпировавший мой трон! Или, клянусь Аллахом, я обезглавлю тебя вот этим же мечом и отправлю твою душу к твоему господину — иблису!

— Что это за нищий побродяжка? — поинтересовался у палача Хайям-Кар.

Тот недоумённо повёл плечами, да много их тут таких по базару нетрезвыми ходят…

— Мы — великий эмир Бухары, оплот единства и законный правитель Сулейман аль-Маруф! — грозно оповестил эмир, подпрыгнув на ковре так, что послышался треск ткани.

— Явился — не запылился, — буркнул Лев.

— И по-прежнему ведёт себя как осёл, — грустно подтвердил Ходжа, но кто их слушал…

Никто, потому что слуги чёрного шейха мигом приволокли за шиворот изменника-визиря, и тот с ходу заявил на всю площадь:

— Наш прекрасный эмир, да вспомнит его Аллах, почивает в своих покоях, а этот оборванец, дерзающий называть себя его пресветлым именем, обычный самозванец!

— Обычный?! — вновь возмутился Ходжа. — Можно подумать, все самозванцы появляются на летающих коврах, лживый ты шакал!

— Дать бы ему по гульфику, — поддержал друга Оболенский, но их опять-таки не услышали.

— Мы — ваш эмир! — Сулейман выпрямился во весь рост, воздев кривой меч над головой. — Этот ковёр — сам очучан-палас, летающий под небесами! Этот халат — броня святого Хызра, не пробиваемая никаким оружием! Эта тюбетейка делает человека невидимым! Этот меч срезает по сто голов за один раз!

— Что ж, воистину эти вещи будут полезны для меня, — пораскинув мозгами, признал Абдрахим Хайям-Кар, теребя серебряную бороду. — Джинн! Принеси мне всё, что перечислил этот человек.

В одно мгновение неведомая сила сбросила эмира с ковра, отняла оружие, халат и головной убор, а самого владыку Бухары бесцеремонно переставила поближе к осуждённым. Лицо его было растерянным, он безмолвно открывал рот и недоумённо поводил ушами, словно пытаясь согнать надоедливую муху обманчивого сна, вернувшись в мир привычной реальности. Увы и ах…

Конечно, реальность была таковой, что, кроме «пророка» с его рабами, вряд ли кому всерьёз нравилась. Но народ пока ничего толком не понял и, чего ждать от невнятной смены власти, не знал. А вот визирь Шариях, наоборот, всё просёк очень быстренько и теперь корил себя на все лады за союз с чёрным шейхом, лихорадочно соображая, на кого бы повесить всю вину за собственную глупость. Дворцовой страже в принципе было по барабану, кому конкретно служить, но воины всё-таки как-то соображали, что скорее всего новый хозяин постепенно заменит их своими людьми…

Рассказ продолжился уже вечером, когда наконец заявился Ходжа в порванном халате, с разбитым в кровь носом, но довольный собой, как уцелевший троянский воин.

— Я бился один против шестерых!

— Тогда уже как герой битвы при Фермопилах, — скорее отвечая самому себе, пробормотал я, пропуская домулло в ванную.

— Да воздаст тебе Аллах за доброту и понимание. Я быстро совершу омовение и всё поведаю.

— Лучше скажи сразу: милицию звать?

— Лучше правительственные войска, — подумав, кивнул он и заперся в ванной комнате.

— Куда ты влез?!

— В твою ванну, почтеннейший…

— Не увиливай от ответа. — Я нервно пнул дверь ногой. — Куда ты умудрился влезть, с кем поцапаться? Какого уса моржового тебя вообще тянет на драку в нашем мирном городе?!