Верность.

Он охренел. Замешкался, соображая как реагировать.

— Так кто это был?

— Да говорю же, последний русский... — снова начала было я, но он вдруг схватил меня за подбородок, с силой сжал пальцы:

— Детка, ты охуела? Бросить меня решила? На хача этого променять?

От неожиданности я попятилась назад, оступилась, но, взмахнув руками, удержала равновесие. В голову ударила кровь. И ярость.

— Руки убрал от меня, с-сука... — прошипела я сквозь зубы и впечатала ему в грудь бумажный стаканчик с недопитым глинтвейном. По пальцам к запястью тут же потекло ароматное тепло. — И если ещё хоть раз... — Постаралась унять дыхание, чтобы не запаниковать. — Посажу, понял? На десятку, минимум. За домогательство.

Он отпрянул. Нервно стряхнул со своего пижонского пальтишка потёки виноградного сока.

— Ты... Дура психованная!

— Нахер пошёл, урод!

Запрыгнула в машину, бросила на переднее пассажирское бумажный пакет с колбасками и яблоком для Алекса. Потряхивало. Вот чего я так и не смогла преодолеть даже после длительной работы с психологами, так это паники от проявления физического насилия по отношению к себе. Может, это потому, что ни одному из четырёх специалистов я так и не рассказала о том, что пережила в том чёртовом подвале?

Откинула козырёк, глянулась в зеркало — лицо бледное, глаза перепуганные, а на подбородке красные пятна от пальцев Олега. И только теперь почувствовала, что до сих пор больно. В носу тут же засвербело, взгляд затуманился слезами. Лихорадочно оправила волосы, постаралась взять себя в руки. Сунула ключ в зажигание и заметила вдруг насыщенные розовые пятна на белом рукаве. И тут же, словно это стало последней каплей, меня прорвало. Вцепилась в руль, ткнулась в него лбом и заревела. И вот казалось бы — с чего? Сложно сказать, но не из-за пальто, точно. Просто всё как-то одно к одному. Всё как-то не так и не то.

***********************

* Скетчинг - искусство очень быстрого рисунка, метких зарисовок.

Глава 3.

Двумя годами ранее. Август - ноябрь 2008г.

Пока поднималась в лифте на нужный этаж офис-центра, пыталась унять сердце. Что я ему скажу? Как? А главное — ну согласится он... И что потом?

Да что, что — ничего ужасного! Не я первая, не я последняя. Совесть? К чёрту её! Неужели я не имею права на элементарное уважение?!

А в остальном — моей зарплаты и социальных выплат нам с Алексом вполне хватит на жизнь среднего достатка. Да, ему снова придётся поменять частную гимназию на государственную, но, возможно, это и к лучшему? Тогда можно будет переехать, например, в Дрезден и сразу сориентировать Алекса на поступление в Высшую школу изобразительных искусств. Или в Дрезденский Технический университет — в зависимости от того, куда его окончательно развернёт, к искусству или к инженерии. А если захочет пойти по военному профилю — так и вообще не важно, где именно заканчивать школу.

Но это всё потом, сейчас бы понять, как говорить с Николосом...

Шла по коридору, стараясь не цокать каблуками, чтобы не привлекать к себе внимание, но всё равно ловила вороватые взгляды снующих вокруг клерков. Мужики — они и есть мужики, как бы ни пыталось Европейское общество уравноправить и обезличить гендерный фактор. И моя ли вина, что немки, в большинстве своём, не считают нужным носить на работу макияж и хоть сколько-нибудь женственную одежду? Нет, они вовсе не «страшные», как я частенько слышала по юности на родине — это дурацкий стереотип. Они обыкновенные. Встречаются как несуразные, так и симпатичные, и даже красивые – как везде. Но ведь любую привлекательность можно убить мешковатой, хотя и удобной одеждой, и усреднёнными, грубоватыми манерами. Я же так не хотела. Мне нравилось украшать себя и быть женственной. И я предпочитала перетерпеть день на неудобных каблуках и иметь у себя в студии и в машине сменные балетки на плоском ходу, чем и в пир, и в Мир ходить в  одних и тех же полуспортивных мокасинах.

У поворота в сектор частного бизнеса невольно замедлила шаг. Решительность стремительно испарялась.

Логистическая компания Трайбера занимала офис похожий на огромную квартиру: за стильными, графитно-серыми раздвижными дверями с золотой вывеской, располагался светлый холл с ресепшн, шесть отдельных кабинетов, большой конференц-зал и не менее просторная приёмная с кабинетом генерального. Здесь меня знали, приветливо салютовали и бросали дежурное «Как дела?», а я кивала и улыбалась в ответ, изо всех сил стараясь унять дрожь в коленях, от которой так и норовили подвернуться щиколотки.

В приёмной сидела Анна. Ну естественно. Кто же ещё? Мы обменялись натянутыми улыбками.

— Я могу пройти? — спросила я.

— Сейчас уточню, — сухо ответила она, и сняла трубку селектора.

Я смотрела, как она хлопает белёсыми ресницами, ожидая, пока Ник ответит, и думала о том, что жизнь странная штука. Когда-то я не знала, как мне соперничать с изысканной Боярской, просто не умела ещё подать себя правильно... А теперь не понимаю, что противопоставить блёклой Анне. Перестать ухаживать за собой, ограничившись базовой гигиеной и модой унисекс?