…Лежа на постели в общежитии, Федор вспоминал все встречи с Мариной, вплоть до последней, сегодняшней. Образ Марины рисовался ему теперь в ясных и точных очертаниях. Федор без ошибки мог дорисовать ее характер, привычки, наклонности. Но всех мыслей Марины он все-таки не знал. Ее внутренний мир представлялся Федору нетронутым, доверчиво открытым и хорошему и плохому. Федора охватил почти ужас, когда он представил рядом с Мариной того ловкого молодого человека, который приглашал ее на танец. Нет, Марина навсегда его, Федора. Она хорошая! Именно такую любит Федор, такую ждет. Пусть он не знает всех ее мыслей. Но они должны быть близки ему. Все, что Марина делает, понятно и дорого Федору, он может только радоваться ее хорошему, доброму, чистому сердцу.
Она будет подругой его жизни — вместе с ним пойдет к желанной большой цели!
Все хорошо, все хорошо!
Это было как озарение — все хорошо! Счастливый Федор после тревожной ночи весь день был в приподнятом настроении.
Едва отсидев последнюю лекцию, не ожидая вечера, помчался к Марине в школу. Уроки кончились, девушки выходили из класса. Вместе с подругами шла Марина. Увидев Федора, вспыхнула и улыбнулась — виновато и вопросительно.
— Марина! — крикнул он, не помня себя. — Иди скорей, я тебе что-то скажу такое!
Она остановилась. Подруги гурьбой прошли мимо Федора. Они весело о чем-то переговаривались. Марина смотрела на него ясно и выжидающе. А он молча взял ее за руку и потянул в конец коридора.
— Ну, что ты хотел сказать? — спросила, наконец, Марина.
— Я вот что хотел сказать! — Федор снова замолчал и, оглянувшись, вдруг засмеялся открыто и заразительно, крепко сжимая ее руку. — Ничего… Просто, знаешь, очень надо было видеть тебя, и вот — здравствуй, пожалуйста!
— Ну, здравствуй, — сказала она просто и тоже засмеялась.
Взяв его за локоть (трогательный, доверчивый жест, как его любил Федор!), она пошла рядом с ним к выходу.
И с этого дня… Марина, Марина, Марина!.. Она, казалось, была в самом воздухе, всегда где-то рядом — дома, на лекциях, на собраниях.
В ее семье случилось горе. Отец, уехавший на учебу в Москву, сошелся там с другой женщиной. Марина плакала, она была любящей дочерью.
— Старый дурак, — хмурясь, уронил Виктор.
Для Федора все это было непонятно и дико. Он с гордым и теплым чувством вспомнил отца.
…Внезапно обнаружился соперник. Анатолий Стрелецкий начал ухаживать за Мариной. Федор никак не решался спросить о ее отношении к другу. Она выручила его сама:
— Этот Толя… Что ему надо? Скажи ему. Мне просто неудобно.
Федор передал разговор товарищу. Тот усмехнулся:
— Пардон… Теперь — полная ясность.
И вскоре уехал. Федор вспомнил наставление отца: «Ничего не откладывай на завтра».
А как в любви?
Когда Федор спросил у нее, вышла бы она за него замуж, Марина растерянно сказала:
— Я не думала об этом.
— Марина, я тебя прошу… дай ответ.
Она долго молчала. И непонятным было это молчание.
— Я поговорю с мамой.
Он сам пошел к матери. Умолял ее. Грозил, что не уйдет до тех пор, пока не получит согласия. Наконец обратился к Виктору.
— Не знаю, — сказал тот, — ваше дело. Мне думается только, рано вы затеяли… А впрочем… — Он растерянно посмотрел на товарища и сестру: — Марина, тебя что — не касается?
Она сидела на диване и спокойно улыбалась.
— Ну, что ты молчишь? — вспыхнул Виктор. — Девчонка!
Она расхохоталась.
— Боже мой, как трагичны у вас физиономии! — Вскочила, подбежала к Федору, обняла его и поцеловала.
Раннее материнство придало лицу Марины особое, сосредоточенное и тихое выражение. Она была счастлива, все свои заботы обратила на ребенка, Федор иногда даже протестующе-шутливо спрашивал:
— Марина, у тебя есть муж или нет?
— А что такое?
— Ну, подойди.
Подходила, обнимала. Он смеялся:
— Я тебя ревную к Павлику.
— Глупый!
Коротко прикасалась губами к щеке — очень коротко, мельком, с обидной торопливостью — и опять уходила к сыну.
Федор работал с каким-то ожесточенным упоением.
— Марина, надо учиться. Я буду инженером. Я буду изобретать, строить — ведь для чего-нибудь я родился, в самом деле! Придется пережить трудности, ты можешь?
Она все могла. Она могла ходить в поношенных платьях, в стоптанных туфлях — во имя его мечты. Он до боли сжимал скулы: она одиноко сидит у окна и чинит детскую рубашонку.
— Марина!
— Что ты?
Он хотел предложить ей пойти погулять. В чем? В старом платье?
— Маринка, ты посмотри. Ты посмотри только! Я бился четыре дня над этим интегралом, а оказывается, так просто!
Наивные, смешные уловки! Он хотел увлечь ее своими расчетами. Она внимательно смотрела, удивлялась, хвалила, а потом незаметно переходила на другое, на свое. О, он-то все замечал! Он только не показывал виду.
…Под утро Федор откладывал расчеты и чертежи, тихо ложился рядом с Мариной, лежал с открытыми глазами, затаив дыхание, боясь потревожить ее.
А она чуть вздрагивала во сне, трепетно, будто таясь, вздыхала и просыпалась.
— Я разбудил тебя?
— Ты только лег?
— Нет, я давно, — нарочно, чтобы не волновать ее, говорил Федор.
— Ну, спи…
В кабинет Ванина заглянул Аркадий Ремизов.