Верность Отчизне. Ищущий боя

Друзья просят меня сказать несколько слов курсантам — нашей молодой смене. Ребята выстроились на аэродроме, ждут. Начинаю рассказывать о своей первой встрече с врагом. Но взгляд вдруг остановился на том месте, где при налете вражеской авиации погиб мой любимый командир Игнатий Солдатенко. Там еще видны были развалины ангара. Горло перехватило, и я не мог вымолвить ни слова. Друзья с тревогой спрашивают, что со мной. Делаю над собой усилие и начинаю рассказывать об Игнатии Солдатенко, герое боев в Испании и Сталинграде, о Пахомове, о Мубаракшине, о Габунии — обо всех тех, кто сражался с врагом в здешнем небе, о замечательных летчиках, отдавших свою жизнь за свободу кашей Родины. А потом мы все вместе пошли на могилу Игнатия Солдатенко, память о котором будет жить вечно.

Целый день я провел с друзьями и все вспоминал и вспоминал дела и людей нашего полка, бои на Курской дуге.

На следующий день вылетаю в Шостку. События лета 1943 года оживают в памяти, и я неотрывно, с глубоким волнением смотрю вниз, думаю о героической борьбе нашего народа, обо всех тех, кто крыло к крылу со мной сражался за Родину.

Еще издали я увидел Ображеевку, Вспольное — родные края, и сердце у меня замерло.

В Шостке я пошел поклониться братской могиле, где лежали останки моих земляков: советских патриотов, умерщвленных немецко-фашистскими оккупантами. Там покоился и прах старого красного партизана Сергея Андрусенко и комиссара аэроклуба Кравченко. Под Сталинградом, в одной из братских могил, где покоятся безымянные герои, лежит прах и моего брата Якова. А под далеким Майданеком — Григория, погибшего от истязаний. С непримиримой ненавистью думал я о фашистских палачах…

Из Шостки на машине еду в Ображеевку по дороге, исхоженной мною за годы учения.

И вот — родной дом. Со слезами радости обнимает меня сестра Мотя, ко мне льнут племянники. Как не хватает сейчас брата Александра: он несет воинскую службу на Урале! Меня окружают односельчане. И снова объятия, радостные восклицания, расспросы о боевых делах. Вот и Максимец — секретарь партийной организации колхоза, и мои бывшие одноклассники: Гриша Вареник — теперь мичман с боевыми медалями, Ивась, из-за которого я подрался в классе, — теперь он счетовод в колхозе «Червоный партизан».

В тот день я долго пробыл у могилы родителей. Вспоминал мать, ее заботу о нас, детях, погибших братьев, отца…

…Вместе с односельчанами иду по улице, направляясь к школе. Моя первая учительница Нина Васильевна спешит навстречу, протягивает мне руки. Все такая же, как прежде, только поседела, и на ее милом лице появилось много морщин. Нина Васильевна припала к моему плечу, улыбаясь сквозь слезы, сказала, что приехала повидаться со мной из соседней деревни, и мы вместе с ней идем к школе, входим в класс…

В родном селе я провел несколько дней. Поработал на колхозном гумне, побывал на полях, на лугах у Вспольного, в березняке у гати — любимом месте отца. Подолгу смотрел на высокий правый берег Десны, туда, где за горой стоит Новгород-Северский. Вечерами подолгу разговаривал с односельчанами. Они делились со мной планами, рассказывали о работе колхоза. С радостью говорили, что Ображеевка, пережившая тяжкий гнет немецко-фашистской оккупации, оправляется, оживает.

…Ранним сентябрьским утром я вылетел из Шостки в Москву: начинались занятия в академии.

НА ВЫСОТАХ И СКОРОСТЯХ

Многие питомцы Краснознаменной Военно-Воздушной академии, основанной в 1940 году, за время войны стали прославленными командирами. Теперь, осенью 1945 года, ее слушателями были испытанные фронтовые летчики, представители разных родов авиации, и среди них двести семьдесят Героев и двадцать два дважды Героя Советского Союза. Перед каждым стояла одна цель: освоить новую авиационную технику, овладеть командирскими навыками и вернуться в строй, чтобы в мирное время охранять небо Родины.

Академический городок раскинулся в живописной местности среди лесов. Аудитории, библиотека, сам распорядок жизни — все располагало к учению. Но, признаюсь, на первых порах трудновато было нашему брату — недавно боевому летчику — сидеть за книгой, изучать теорию, сложную военную науку. Наступила новая эра в авиации — эра реактивных самолетов. В части стали поступать отечественные машины нового типа, и мы завидовали товарищам, оставшимся в строю, и, мечтая о полетах, то и дело посматривали в небо — оно тянуло к себе непреодолимо.

Зима прошла в напряженной теоретической учебе. А летом мы, истребители, начали стажировку на поршневых самолетах. Полетал я и на самолете конструкции А. С. Яковлева — легком в управлении, послушном в технике пилотирования. Но хотелось скорее освоить реактивный, особенно после воздушного парада в День Воздушного Флота в августе 1947 года в Тушине. Он произвел на меня незабываемое впечатление: в тот день советские летчики первые в мире показали мастерство высшего пилотажа на реактивных самолетах.