Верность Отчизне. Ищущий боя

Внушаю себе: спокойно, спокойно, не торопись. И это мне помогает. Мысль работает четко, действую уверенно, хладнокровно, как никогда. С тех пор спокойствие всегда появлялось у меня в трудную минуту. Все силы, все умение направлены на одно — на спасение самолета.

И вот я иду на посадку. Самолет коснулся земли. На душе стало легче. Но впереди воронки — как бы не угодить в яму.

Машина накренилась вправо, чуть не опрокинулась. Левое колесо побежало по куче земли, выброшенной при взрыве бомбы. Самолет бросило влево, но воронки удалось избежать. Я удержал его. Казалось, он вот-вот развалится. Пробег закончен. Заруливаю на стоянку. Не верится, что самолет не рассыпался на части. Ну и вынослив же мой «Лавочкин»!

Выскакиваю из кабины. Где же Габуния? Его самолета не видно. А мой весь изрешечен. Вот тебе и сбитые вражеские самолеты! Вероятно, командир встретит холодно, с презрением и строго накажет.

Да вот и он бежит ко мне в валенках прямо по лужам. Стою сам не свой. Командир, посмотрев мне в лицо, спрашивает тревожно, по-отечески, как тогда, на аэродроме запасного полка:

— Ну как, не ранен? Ничего не болит?

Ощупываю себя, повожу плечами. Нет, ничего не болит. Стараюсь ответить поспокойнее:

— Я-то цел, товарищ командир, а вот что с Габунией?.. И мой самолет…

Голос у меня сорвался.

Сбежались товарищи, окружили мой самолет. Слышу участливые, дружеские слова. Механик Иванов говорит:

— Удивительно, как самолет не развалился в воздухе? На честном слове держался. Вот живучий! На славу сделан!

Солдатенко положил руку мне на плечо:

— Я и сам о Габунии беспокоюсь: смельчак он, каких мало, горяч и неосторожен. Да ты не отчаивайся, может, еще и прилетит твой ведущий. А самолет починят.

Тут я заметил, что у командира перевязана рука.

— Товарищ командир, вы ранены?

Он ответил:

— На войне без крови не бывает.

И Солдатенко, и Мельников были на старте во время вражеского налета; замполита ранило более серьезно, и его отвезли в полевой госпиталь. К сожалению, увидеться с ним мне больше не довелось: после выздоровления его перевели в другой полк и наши фронтовые пути разошлись.

Замполитом временно был назначен капитан Беляев, парторг нашего полка.

С облегчением я узнал, что все остальные целы и невредимы. Враг бомбил неприцельно, второпях и особых повреждений аэродрому не причинил.

Командир продолжал:

— Ты получил боевое крещение. Противник тебе матерый попался. Что ты один в воздухе мог сделать? А сейчас иди, отдохни до разбора. Да не унывай, еще собьешь.

Он подозвал начальника связи, старшего лейтенанта Сапсая, и вместе с ним пошел на КП, говоря:

— Да, все прозевали противника. Необходимо усилить воздушное наблюдение и оповещение личного состава.

Я ждал, что старший лейтенант Гавриш разнесет меня в пух и прах, хотя он под влиянием Солдатенко стал не таким придирчивым и крутым, как прежде. К моему удивлению, комэск промолчал. А перед разбором я слышал, как командир сказал ему:

— Командир может повышать голос, но нужно понимать душу каждого человека — тем более здесь, на фронте. Ну что такой желторотый птенец мог сделать? Потерял ведущего, но все меры принял и подбитый самолет посадил. Опыта у него еще нет. Просто чудом уцелел. В переплет попал — всю жизнь будет помнить.

…Когда вечером все собрались на разбор, майор Солдатенко сказал о том, что на нашем участке фронта противник сосредоточивает большое количество авиации, подтягивает наземные войска и технику.

Вот что из его слов мне запомнилось особенно:

— Я уже говорил, что в сегодняшнем неожиданном налете на аэродром повинны многие: прозевали противника. Мы должны повысить бдительность. Надо усилить слетанность пар, звеньев и эскадрилий. Каждый должен помнить правила, так сказать, написанные кровью наших летчиков. Старший сержант Кожедуб уцелел лишь потому, что вовремя вспомнил правило: «Перед атакой посмотри назад». Нам надо еще глубже изучать опыт боевых летчиков, тактические приемы и повадки противника. Помните, — и тут мне показалось, что командир строго посмотрел на меня, — сбить самолет — не рукой махнуть. От желания до умения дистанция огромного размера. А сокращает ее боевой опыт и смекалка. И упорный труд.

В ту ночь я почти не спал. Все раздумывал о случившемся. До слез было обидно, что противник, нанеся неожиданный удар, ушел безнаказанно.

Первая неудачная встреча с врагом показала, что нам с Вано нужно лучше слетаться, подробно договариваться на земле о действиях в воздухе, тщательно проверять на земле радио. Показала она, что я еще медлителен. На собственном опыте я убедился, как необходимы боевому летчику быстрота реакции, действий. Восстанавливая в памяти все по порядку, я понял, что в критические минуты должен еще больше владеть собой, должен искать врага, первым его обнаруживать, распознавать его действия, разгадывать намерения и действовать мгновенно, навязывая ему свою волю. Такой главный вывод я сделал для себя в ту ночь. Я не пал духом и поставил перед собой цель — сбить самолет.

Не давала мне уснуть и тревога за Габунию. С нетерпением я ждал утра, надеясь, что он прилетит.