Верность сестер Митфорд

Рожки и скрипки подают голоса, когда он спрашивает: «Могу ли я пригласить вас на танец?» Она кивает и, все еще думая про свои зубы, прежде чем заговорить, стремится переместиться в ту часть танцпола, что освещена похуже. Они начинают кружиться по залу, и она чувствует признательность к Диане за то, что та прислала кого-то выше шести футов. Домашние вечеринки, три бала и уроки, которые она брала по настоянию Мули два раза в неделю, — вот и весь ее танцевальный опыт, так что Юнити не уверена, что сможет подладить свой шаг к партнеру ниже ростом.

— Какая музыка вам нравится? — спрашивает он. Один из тех вопросов, которые инструктор по танцам рекомендовал как «подходящие» для разговоров на балу. Она жалеет, что не спросила то же самое первой.

— Я обожаю оперу. — Она отвечает честно — просто не может выдать ложь, рекомендованную инструктором. Понимая, что оплошала, она нервничает и становится еще болтливей. — Особенно немецкую. Мои дедушка с бабушкой были близкими друзьями семьи композитора Рихарда Вагнера, поэтому родители и дали мне второе имя Валькирия.

Его лицо безучастно — совсем не то благоговейное выражение, на которое она надеялась. Может, он не знает, кто такой Вагнер? Не знает, что это мировая знаменитость? Может, пояснить ему немножко, думает она, и добавляет:

— В честь его самой знаменитой оперы, цикла «Кольцо Нибелунга».

— А-а-а, — отвечает он. — Интересно.

Но по его тону понятно: разговор максимально далек от «интересного», она ему скучна. Она пытается сменить тему:

— Любите ли вы крыс?

Он отстраняется, пристально вглядываясь в ее лицо, но не прерывая танца. И она тоже продолжает двигаться. В конце концов, они приближаются к Диане, и Юнити не хочет разочаровать любимую сестру.

Но когда они оказываются на расстоянии вытянутой руки от Дианы и Юнити ждет от сестры одобрительного кивка, вдруг обнаруживается, что та ее не замечает. Она увлечена разговором с каким-то мужчиной, чье лицо кажется Юнити знакомым, но она не сразу может его узнать, и стоят они с сестрой неуместно близко. И тут Юнити лихорадочно вспоминает его имя; это же фашист-проходимец, как называет его Пуля, сэр Освальд Мосли. С чего бы, ради всего святого, Диане разговаривать с ним, настолько сблизившись?

Глава четвертая

НЭНСИ

24 января 1933 года

Лондон, Англия

— Ты уверена, Бодли? Ты еще слишком молода, чтобы принимать такие решения, — ты же практически новобрачная. — Я придвинулась поближе к своей младшей сестре, пытаясь отыскать в ее глазах сомнение или неуверенность. Даже их тень помогла бы мне выполнить миссию, с которой меня сюда прислала Муля. Но все, что я вижу в ее глазах, — возбужденный блеск: Диана красива, как никогда.

— Нэнс, ты всегда была моей верной, а часто и единственной союзницей в этих делах, — смеясь, говорит она, и голос ее чудесно звенит, когда она произносит прозвище, придуманное ею для меня еще ребенком. Словно я рассказала ей очаровательную шутку, а не пыталась пробраться к ней в сердце и отговорить от самого разрушительного шага в жизни. — Я настолько немолода, что уже пять лет прожила в браке и родила двоих сыновей, а значит, достаточно стара и для того, чтобы точно знать, что — и кого — я хочу.

Я знаю, она не собиралась ранить меня этим словечком «стара» — ведь она умудрилась уложиться с браком и рождением детей к двадцати двум годам, я же, дожив до двадцати девяти, не смогла ни того ни другого. Спасибо Хэмишу Сент-Клеру-Эскину и его бесконечному списку оправданий, чтобы отложить свадьбу. Но все-таки она меня ранит, и я припрятываю эту обиду до будущих времен. Мы, сестрички Митфорд, никогда ничего не забываем. Только притворяемся, что прощаем.

— Просто не хочу, чтобы ты потом пожалела. — Я глубоко затягиваюсь сигаретой, оглядывая небольшой дом, который она сняла на Итон-сквер, — ему далеко до ее бывшего особняка Чейни-уок или поместья в Биддлсдене, но он гораздо лучше моей квартиры. — Неужели ты не можешь просто закрутить с ним чертов роман? Обязательно разводиться с чудесным мужем и сбегать, чтобы выйти за него? Честно, я уверена, что Брайан скорее уступит вам супружескую кровать, осыпав ее розами, чем согласится потерять тебя навсегда.

Она снова мелодично смеется, на этот раз озорно: — Кто сказал, что я собираюсь за него замуж?

На долю секунды я теряю дар речи, а такого со мной еще никогда не случалось. Когда я, наконец, снова открываю рот, я брызжу слюной:

— Ну… Мы все предполагали…