Вернуть нельзя, забыть невозможно

– Я тебя люблю. – Иван нежно целует меня в щеку. – Очень-очень, – теперь в губы. – Ты лучшая женщина на свете, – смотрит в глаза, а я тону в его взгляде. – И я очень рад, что ты выбрала меня. – Еще один нежный поцелуй, и моя крепость практически пала к его ногам. Сопротивление бесполезно.

– Мне кажется или ты подлизываешься? – лукаво закусываю губу и обвиваю его шею рукой.

– Совсем чуть-чуть, – смеется он и впивается в мою шею зубами.

– Прогиб засчитан, – выдыхаю я и отдаюсь его власти, забывая обо всем на свете.

* * *

Такси привозит меня к дому свекрови и останавливается, но я не спешу выходить из машины. В одном из окон замечаю, как дергается занавеска. Значит, Людмила Петровна видит меня, но встречать демонстративно не выходит, все еще злится. Закусываю губу от досады и тяжело вздыхаю. Так и не придумала, что буду говорить, да и как вообще начать такой сложный разговор…

Решаюсь, расплачиваюсь с водителем и выхожу из машины. Через калитку прохожу на территорию и по дорожке иду к дому. Нажимаю кнопку звонка, и дверь почти сразу открывается.

– Ты одна? Без жениха? – вместо приветствия хмыкает она и ехидно усмехается. Беседа обещает быть непростой. Но нам это нужно. Выяснить все сразу, чтобы больше не возвращаться к этому.

– Как видите, – равнодушно пожимаю плечами и вхожу в гостеприимно распахнутую дверь.

С недоумением рассматриваю свекровь. Как же она сильно сдала за последнее время. Держалась долго, но наша история с Павлом, видимо, добила ее окончательно. От ухоженной и цветущей женщины осталась лишь тень. Мое сердце болезненно сжимается от жалости, а чувство вины неприятно грызет.

Людмила Петровна перехватывает мой изучающий взгляд и плотнее кутается в домашнюю кофту.

– Зачем пожаловала? – хмуро спрашивает она.

– Нам надо поговорить.

– Есть о чем? – Ее бровь надменно выгибается, а губы складываются в тонкую линию.

– Да, мне нужно многое вам рассказать, – уверенно киваю и выдавливаю из себя дружелюбную улыбку. Но растопить ее заледеневшее сердце не получается.

– Ну проходи, – кивает в сторону кухни и первая идет туда.

Следую за ней.

– У вас все хорошо? – взволнованно спрашиваю, заметив в раковине гору посуды. Это так не похоже на свекровь, что становится не по себе.

– Просто замечательно, – огрызается она и садится на свободный стул. – Чай не предлагаю, хочешь – сама делай.

Вздыхаю и ставлю чайник. Пока он греется, мою посуду, выстраивая около раковины аккуратными стопками. Механическая работа как раз то, что мне сейчас нужно, чтобы привести мысли в порядок.

Чайник с громким щелчком выключается. Достаю чашки и наливаю нам чай. Ставлю на стол и сажусь напротив Людмилы Петровны.

– Я знаю, вы меня не любите и, в общем-то, никогда не любили, – не глядя в глаза, пододвигаю к ней чашку. – И не осуждаю вас за это…

– Надо же, какое великодушие, – кривится она и не притрагивается к чаю.

– Выслушайте сначала, потом будете судить.

– Говори, – кивает и смотрит куда-то в сторону, инстинктивно закрываясь от меня. Да, достучаться будет непросто.

– Сразу хочу попросить прощения за то, что не рассказала вам всего сразу… – спотыкаюсь на полуслове, но продолжаю. – Просто не могла. Павел мне строго-настрого запретил. Это было опасно…

– Ах, Павел… – ядовито фыркает свекровь.

– Мы с ним не собирались расписываться, – выдыхаю одним махом. – Наши отношения лишь фарс для отвода глаз.

– В смысле? – Она поворачивается и с недоумением смотрит на меня. Осталась самая малость… точнее, шок-контент, который я понятия не имею, как преподнести.

– Попробую по порядку… – беру чашку и делаю несколько жадных глотков. – Вокруг нашей семьи сплелось целое змеиное гнездо. Николай Юрьевич вместе с Лютаевым решили убить Ванечку и преступным путем завладеть его бизнесом… – спутанно рассказываю я, сама не понимая, что несу. Какой-то набор бессмысленных фраз.

– Гончаров? – Людмила Петровна, к моему величайшему удивлению, безошибочно выдергивает главную мысль.

– Да.

– Он всегда завидовал, – хмыкает она и пожимает плечами. – Сначала моему мужу, потом сыновьям, только откуда тебе об этом известно?

Нервно сглатываю. Пора…

– Мне об этом рассказал сам Иван…

– Когда? – Болезненная усмешка искажает ее губы. – Моего сына больше нет.

– Вы не поняли… – набираю в легкие побольше воздуха и торопливо выпаливаю. – Он вернулся!

– Как вернулся? Куда? – Свекровь растерянно хлопает ресницами, никак не осознавая смысл моих слов. Замечаю, как ее руки начинают дрожать, и накрываю своей.

– Домой, – с улыбкой продолжаю. – Иван жив и ждет вас у нас дома.

– Как же это, господи, – хватается за сердце и откидывается на спинку стула.

Вот я дура, не подготовилась. Подскакиваю с места и судорожно ищу аптечку. Достаю из нее корвалол и капаю в рюмку, смешивая с водой.

– Все хорошо, успокойтесь, – протягиваю Людмиле Петровне лекарство и воду. – Вот, выпейте это.

Залпом осушает сначала рюмку, затем стакан, хватает меня за запястье и с мольбой смотрит в глаза.

– Вика, это все правда?

– Абсолютная, – улыбаюсь ей и порывисто обнимаю за плечи. – Собирайтесь, поедем к нам, и сами все увидите.