Вернуть престол (СИ)

— Государь, ты живой? — спросил Пузиков, первым прорвавшийся ко мне, да еще и в нарушении местничества.

— Остальных зови! — повелел я и постарался принять хоть какую приличествующую позу, что было сложно сделать в окружении ведер с рвотными массами и не только ими.

— Государь! — приветствовали меня и Ляпунов и Шаховской, Осипка, иные.

— Первое — я живой и жить буду дале! Второе — передайте мое воззвание к воинам! — я протянул лист, исписанный мной.

Это была пафосная речь о том, что мы за правое дело, что в Кремле душегубцы и убивцы, что Русь стонет от самозванства и только я, природный царь, смогу царство возродить. Ну и так далее. Как я понял, для понимания людей этого времени, речь была более чем вдохновляющая. Тем более, что я проверял ее ранее на ныне покойном Фроле.

— Третье, — идите и принесите мне сеунч [весть о победе], — сказал я и встал со своей кровати, демонстрируя, что я еще о-го-го.

Как только воеводы ушли, вот так, не разгибаясь, я и рухнул обратно на кровать, так как ноги и в районе пресса схватила судорога.

Мышьяк. Меня травили именно им. Охранник, который передо мной отпил взвара так же корчится от болей. Но случилась еще одна недоработка: ему стали оказывать первую помощь уже после того, как эту помощь я сам себе оказал. Ну не до кого-либо было мне, когда я понимал, что и моя жизнь на волоске и сколь хорошо я смогу прочистить свой желудок, столь прибавлю себе шансов жить. И почему-то жить очень хотелось. Был же шанс, что я попаду вновь в свое время и буду вспоминать случившееся, словно прочитанную приключенческую книгу. Но нет, я хотел жить!

Мне становилось все хуже. Немели конечности, зверски сушило горло, то и дело, случались судороги. Но я нашел в себе силы, чтобы написать завещание. Да, именно так. Я хотел, чтобы моя смерть не породила новый виток Смуты.

Шуйский? Пусть он, один черт, что Романовы, что Шуйские, Мстиславские. Точно не Лжедмитрий Могилевский, или Петр-Федорович-Илейка Муромец. Нет восстанию Болотникова, или еще кого. Пусть власть концентрируется в руках одного человека. Будет внутриполитическая стабильность, найдется и разум, чтобы подымать страну с колен. Но писал, чтобы ни пяди земли, ни шведам, ни польско-литовцам. Писал я еще и призыв к казачеству оставить разбой и пойти под руку государя, стать ему опорой и грозой для людоловов, но не ловить самим людей на землях державных.

Пусть это воззвание и было лишь бумагой, пусть даже печать на ней была истинно государственная, но кто-то, да почитает, а потомки так и оценить должны.

Но это так, на всякий случай. Я боролся за свою жизнь и когда узнал, что мой дегустатор потерял сознание. Я не отчаивался.

— Ерема! — попытался выкрикнуть я, но получилось лишь громко прошептать.

— Государь! — в шатре сразу же появился охранник.

— На кол бы тебя посадить, что допустил такое со мной, да рядом батогами бить зазнобу твою Фросю, — сказал я, силясь улыбнуться, но случилась только корявая гримаса. — Но и не на кого сейчас опереться. Так что вот, возьми. И пока я не помру, а я не спешу на Суд Божий, никому не давай грамоту сию.

Я протянул бумагу и…

*………*………*

Река Лопасна в четырех верстах восточнее Серпухова

24 июня 1606 года.

В войске никто не знал, что государь потерял сознание и сейчас находился при смерти. Нет, напротив, перед воинами говорили бирючи, роль которых выполняли командиры, они зачитывали воззвание царя Димитрия Иоанновича. Воины вдохновлялись, казалось, и лошади били копытами в нетерпении начать сражение и принести вести государю. Вести о победе.

Для православного воина в период кризиса власти важнейшей мотивацией для самоотдачи на поле боя было знать, что они сражаются за правое дело, за истинного царя, что олицетворял правду у людей и некую сакральную связь с Богом. Борис Годунов был любим народом, но не являлся природным царем, потому Господь и послал людям голод. И больше такого голода быть не должно, если Московский престол займет сын Грозного царя Димитрий Иоаннович. Потому воззвание государя находило отклик в сердцах всех и каждого, и никто не допускал сомнений в правильности того, что он уже сделал и тем более в том, что сделать собирался.

Как не старались кричать петухи, что передвигались вместе с воинством, их потуги были напрасны. Шум выстрелов пушек заглушал любые иные звуки. Выявленных позиций неприятеля, до которых долетали ядра, было не так, чтобы много. Враг, вопреки ожиданиям, не стал подходить близко к реке Лопасная, чтобы препятствовать переправе через это не самое широкое водное препятствие.

После двух залпов полевых фунтовых орудий, сделанных скорее для острастки, на северный берег Лопасной сноровисто и почти что в боевом порядке перебрались наемники-пикинеры. Ротмистр Гумберт, ставший уже полковником, видимо, окончательно сменил воинскую специализацию и сменил алебарду на пику. Впрочем, алебарды должны были подвести чуть позже, когда станет ясно, что пикинеры стабильно удерживают плацдарм.