– Вы что, идиот?! – продолжал наступление Алик. – Вы не видите, что господин обер-лейтенант ранен да к тому же утомлен дорогой?! Кто начальник гарнизона?
«Эх, молодец ты наш!» Благодаря финту Тотена я получил передышку и успел собраться с мыслями:
– Погодите, унтер-офицер! Этот крестьянин не виноват… Повязку плохо видно из-за пыли… – Я качнул левой рукой, действительно замотанной далеким от больничной белизны бинтом. – А вы, уважаемый, – я посмотрел в лицо старосте, – приходите с подарками позже. – И словно забыв о нем, отвернулся и махнул рукой ребятам, мол, размещайтесь на постой.
– Но обед? – спросил меня в спину сбитый с толку местный глава.
– А вот обед – это очень хорошо! – обнадежил его Тотен. – А через сколько готов будет? И где нам можно помыться? Горячей водой!
…Разместили нас в здании сельской школы, что стояло на северо-западной окраине деревни. Если быть совсем честным, то здание школы располагалось даже не в Загатье, а стояло между селом и железнодорожным разъездом, и от ближайшего дома топать нам пришлось метров триста, если не больше. «Топать» не в прямом, конечно, смысле… Староста оказался еще тем жуком – видимо, пытался таким образом уберечь своих односельчан от обдирания. Не думаю, что в случае с настоящими немцами эта уловка бы сработала… Что такое триста метров для жаждущих развлечений зольдатиков? Однако нашей группе такой финт только на руку – меньше вероятность, что кто-нибудь посторонний услышит, как мы на родном языке разговариваем. Мыться пришлось в реке, пробираясь по заболоченному берегу к склизким мосткам. Правда, Алик сообщил, что для нас баню натопят, подтверждением чему в настоящий момент были поднимающиеся над несколькими дворами дымки.
Интересно, они по-настоящему натопят или просто воды согреют для непривычных к парной европейцев? – размышлял я, карауля первую партию купальщиков. Мне как бы и с руки первым караулить – вроде развалился офицер на лавочке и наблюдает за личным составом. Люк с Фермером расположились чуть поодаль, метрах в пяти, на куске брезента, и хоть и разоблачились до трусов, но тоже бдят. Командир решил, что лучше будет в темпе искупать «трофейных», а потом и самим посменно умыться. Логика понятная и простая – сразу по приезде никто нам докучать не станет и значительно меньше шансов, что кто-то обратит внимание на все те же лингвистические несуразности. Ну а потом с местным населением будет общаться уже немецкоговорящая троица.
Парни наши уже макнулись и теперь сосредоточенно намыливались, сверкая незагорелыми частями тела. Кстати, все «гости из будущего» тоже приобрели характерный «офицерский» загар – руки до локтя, лица и шеи у всех нас загорели до солидной «шоколадности», а вот все остальное как было белым, так и осталось. Исключение составлял лишь Тотен, успевший незадолго до исторической поездки в Минск смотаться с семьей в теплые страны.
Но купаться ему еще не скоро – он пока с местными о харчах беседы ведет.
Первым из воды вылез Юрин и, наскоро обтеревшись, бросился одеваться.
– Коль, не торопись, – негромко окликнул я его. – Можешь тоже простирнуть что-нибудь, вон как старшина. – Емельян действительно затеял нешуточную постирушку, разложив на досках две или три нижние рубахи, которые старательно натирал сейчас куском трофейного мыла.
– А вы как же?
– А мы потерпим. Пусть лучше одна часть будет полностью готова, чем каждому по чуть-чуть.
– Ага! Тогда я мигом. – Сержант в одних форменных брюках помчался вверх по круче к машинам.
Я повернулся к командиру:
– Ничего не нарушил?
Саша махнул рукой: мол, все в порядке.