Верный меч (ЛП)

Уэйс ушел довольно далеко вперед, и я ударил коня по бокам, чтобы нагнать его. Сухие ветки хрустели под копытами Ролло, и я мог только молиться, чтобы они не услышали нас, но смех и пение продолжались, и я принял это за добрый знак. Когда мы достигли вершины холма, крики начали стихать, и когда я оглянулся в следующий раз, их уже не было слышно.

В эту ночь мы больше не ощущали присутствия врага, и я возблагодарил за это Бога. Несколько раз нам казалось, что мы слышим какие-то звуки, но, скорее всего, это было дикое животное или ветер в сосновых ветвях, потому что мы не видели ничего.

Некоторое время мы продолжали идти на запад, пока не решили, что удалились от англичан на достаточное расстояние, чтобы чувствовать себя в безопасности. Тогда мы еще раз свернули к югу, или, по крайней меру, к тому направлению, что мы принимали за юг. Ориентироваться становилось все труднее; ветер слабел, ночь стояла беззвездная, мы могли только молиться и надеяться на лучшее.

Вскоре мы еще раз вышли к берегу реки, которая должна была быть Уиром. Быстрые и черные, как смола, воды кувыркались и пенились на острых камнях, которые казались мне зубами какого-то огромного зверя. Здесь у нас не было шанса перейти реку вброд, и не оставалось ничего другого, кроме как продолжать идти верх по течению, придерживаясь деревьев, чтобы нас не заметили с противоположного берега.

Первый мост лежал в руинах, от него осталось только два каменных пирса; другой мы нашли в лучшем состоянии, но противоположный берег выходил на луга, а мы даже в темноте предпочитали оставаться под защитой леса. Прошло не меньше часа, а, возможно, и больше, когда мы наконец наткнулись на мост, по которому можно было переправиться на другой берег. На другой стороне лес начинался прямо от моста, и, казалось, он был даже гуще, если это вообще было возможно. Берег круто поднимался верх, тропа была скользкой от грязи и сыпучих камней, и нам пришлось спешиться и вести коней в поводу.

Я плелся за Уэйсом, моя нога болела все больше и больше с каждым шагом. Но я знал, что если остановлюсь отдохнуть, не смогу двинуться дальше, поэтому я заставлял себя переставлять ноги, стараясь только переносить большую часть веса с раненой ноги на здоровую. Ролло кротко шел за мной, низко опустив голову. Я старался полностью сконцентрироваться на том, чтобы ставить ноги одну впереди другой, но вскоре стал отставать.

— Не останавливайся, — Уэйс обернулся ко мне. Он был шагах в двадцати впереди меня, уже близко к вершине. — Мы должны идти дальше.

— Это моя нога, — ответил я, морщась, так как боль пронзила рану, словно раскаленный прут.

Он оставил свою лошадь и спустился ко мне, стараясь опираться на корни и камни, торчащие из земли.

— Я не понял, — пробормотал он, когда подошел ко мне. — Все так плохо?

— Не знаю, — сказал я, качая головой. — Меня ранили в бою. Все было не так плохо, пока мы ехали.

Он опустился на колени, чтобы осмотреть мою ногу, и я следил за выражением его лица, хотя оно ничего не выражало.

— Трудно понять, — сказал он. — Но останавливаться здесь нельзя. Надо пройти еще немного, и тогда мы снова сможем ехать.

Он положил мне руку на спину и подпер плечом, поддерживая, пока я хромал вверх по склону. Пока я старался отдышаться, он вернулся вниз за Ролло. Я ждал, глядя вверх в небеса, где уже начали редеть облака. Дождь стихал, теперь он просто моросил, нудно и уныло.

Вскоре, однако, мы снова были в седле. Несмотря на то, сколько мы уже прошли, мы не могли позволить себе остановиться, и час за часом ехали сквозь тьму. Я уже начал думать, что эта ночь никогда не закончится, но небо наконец начало светлеть, и когда первые лучи солнца показались над горизонтом, мы уже были на вершине хребта на окраине леса. Дальше на юг простиралась открытая местность, широкая и плоская, насколько хватало глаз, горизонт терялся в легкой дымке. Столб дыма поднимался с подворья, казавшегося маленькой черной точкой на равнине: единственный признак жизни.

— Мы должны отдохнуть здесь, — сказал я. — отсюда мы увидим любого, кто приблизится к нам.

— Только с юга, — угрюмо ответил Уэйс. — Меня больше беспокоят те, что с севера.

Но у нас не было выбора, да и лошади выбились из сил: всю ночь после боя они шли через лес, и не смогли бы идти дальше, как бы нам этого ни хотелось. Я видел смертельную усталость в глазах Уэйса, как отражение моей собственной.

Невдалеке я слышал журчание небольшого ручья, и мы повели к нему наших коней. Мы расседлали их и дали напиться перед тем, как привязать поводья в березе, где для них было достаточно травы, хотя, если они чувствовали себя так же, как я, они не смогли бы есть.

Я прилег на мягкую землю, стараясь не замечать боли. Порыв ветра прошелестел ветвями над моей головой, я вздрогнул и натянул повыше плащ, хотя он сейчас не мог защитить от холода. Еще позавчера вечером я спал в своей палатке с Освинн, чувствуя тепло ее рук и нежность прикосновения, и все было так, как и должно быть.