Читаем «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы полностью

Сегодня, когда японские войска покинули всю даже не предусмотренную договором о перемирии территорию стыка трех стран, простирающуюся на несколько километров в ширину, внешне все выглядит опять так, как до инцидента, когда на горе Чанкуфэн появились несколько солдат ГПУ, отрыли позиции, разбили палаточный городок и отправились после проделанной работы удить рыбу, пока, впрочем, японцы не уготовили кровавый конец этому воинственно-комическому поведению Советов и не начался бой на границе, продолжавшийся две недели и принесший обеим сторонам относительно тяжелые потери. Разрешение конфликта, которое предпочли японцы, — отвод японских войск на южный берег реки Тумен — лишь позволило укрепиться жуткому чувству непредвиденности, какую таят в себе все эти пограничные конфликты. Чанкуфэн был упорнейшим из всех пограничных столкновений, имевших до сих пор место на сибирском фронте, который протянулся более чем на две тысячи километров. И то, что инцидент улажен, не дает ни малейшей гарантии, что послезавтра не начнется еще более резкое столкновение с еще более тяжелыми последствиями. Граница на севере таит для Японии угрозу воздушных налетов, она таит просто военную опасность. Японская армия в этой ситуации не потеряла самообладания. Но она и не сочла момент благоприятным для того, чтобы отважиться на шаг, в котором Квантунская армия и все молодые офицеры, собственно, и видят жизненную задачу японских вооруженных сил. (Эта сдержанность может поначалу показаться тем более удивительной, что в японской армии неоспоримо господствует воззрение, что Советская Россия находится сегодня на низшей точке мощи, от которой еще возможен подъем, но едва ли — дальнейший упадок.) Если армия вопреки этому не использовала инцидент при Чанкуфэне в качестве повода к войне, то решающими при этом могли оказаться наряду с другими два соображения. Во-первых, еще не оконченная война в Китае, дальнейшее территориальное расширение которой отнюдь не считается исключенным, и “решающая битва” за Ханькоу, приготовления к которой как раз идут, не позволяют отвлечения военных сил путем создания нового большого фронта. Во-вторых, в руководящих политических кругах Японии, да и в руководящих кругах вооруженных сил по сей день еще не решено окончательно, против кого нужно будет использовать в первую очередь завоеванные в Китае позиции — против Советского Союза или против Англии, особенно сильно заинтересованной в Китае. Решение не делать Чанкуфэн исходным пунктом советско-японской войны далось японскому военному руководству не очень трудно. Маньчжурия еще недостаточно обжита для того, чтобы быть в состоянии обеспечить такую войну необходимым количеством войск и материалов. Для того чтобы только поддержать оборону границ на севере, пришлось бы еще отводить с фронта в Китае большую часть лучших и опытнейших войск. Может быть, оказалось бы под вопросом взятие Ханькоу, а, возможно, оказавшееся бы необходимым после Ханькоу продолжение китайской кампании — и подавно. Насколько охотно японская пресса говорит о “решающей битве за Ханькоу”, которая должна повлечь за собой уничтожение последних боеспособных сил правительства Чан Кайши, настолько сомнительным кажется военным специалистам, действительно ли китайское руководство, что бы там заранее ни говорилось, согласится признать такое поражение. Сомнения по поводу того, сможет ли японская армия завершить взятием Ханькоу свой поход, более чем оправданы. Стало быть, тем более необходимым было срочное урегулирование конфликта при Чанкуфэне, невзирая даже на опасность, что другие заинтересованные державы поймут, насколько сильно увязли японцы в Китае. Естественно, когда начались бои, нашлись японские офицеры, которые заявляли, что несмотря на хлопоты с Китаем переход к войне с Красной Армией вполне возможен и необходим. Такие мнения можно было услышать не только в Токио. Еще настоятельнее они высказывались в войсках корейского гарнизона, участвовавших в этих боях, и, по всей вероятности, особенно в Квантунской армии, самостоятельность и ухарство которой хорошо известны. И поэтому было более чем успокаивающим то, что в ходе и особенно при окончании пограничного инцидента впервые за долгое время снова мог провести твердую внешнеполитическую линию министр иностранных дел Угаки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное