На самом деле не все приводимое выше достоверно. Поездка Зорге курьером в Гонконг состоялась за четыре месяца до описываемых событий. Непонятно, какие документы по поручению германского посла Зорге мог везти в Манилу, столицу Филиппин, входивших в качестве автономии в состав США.
К свидетельству Клаузена также следует относится с большой осторожностью: основное в его воспоминаниях — это стремление выпятить собственную роль в спасении нелегальной резидентуры.
Уместно спросить, каким образом в карманах Зорге оказались «отчеты на английском». Единственное объяснение — что «загулу» с Урахом предшествовала встреча с Одзаки, который передал ему полученные от Мияги переведенные документы (или же встреча с самим Мияги, правда, подобные встречи проходили крайне редко). Допустить подобную беспечность сложно, тем более что Зорге заезжал домой, где мог оставить полученные документы, если они у него были, прежде чем перейти к дружеской пирушке. Скорее всего, историю с документами в карманах Зорге придумал единственный источник этой аварии — Клаузен, истории, которая в последующем была расцвечена в зависимости от фантазии авторов, писавших о Зорге.
И еще: Зорге знал, что прислуга должна была докладывать о каждом шаге хозяина полиции, как бы она его ни «любила». Деньги, и документы Зорге хранил в тайнике, о котором знал Клаузен. Однако трудно представить, что Вейс, хорошо знавший Зорге и неоднократно бывавший у него в гостях, стал бы шарить по укромным уголкам квартиры своего друга.
С 6 мая по 25 июня 1938 г. из Токио было получено 25 шифртелеграмм, при этом отдельные информационные телеграммы разбивались на части и в это число входили и шифртелеграммы по организационным вопросам. Не исключено, что на основании сведений, получаемых от Шолля, Зорге действительно прямо в больнице составлял тексты для последующей шифровки и отправления в Москву. Как бы то ни было, число информационных шифртелеграмм, отправленных в это время, было не малым.
Еще в больнице Зорге подготовил телеграмму для отправления в Центр. Мемо от «Рамзая» — Центру от 27 мая 38 г.: «Просит выслать специального человека к Фрицу, который бы занимался также шифр. работой. Просит послать новую группу работников, независимую от него. Просит выслать по телеграфу на его банк около 1.500 ам. дол.».
Мемо Центр — «Рамзаю» от 15 июля 1938 года: «Запрашивается, получены ли полторы тысячи долларов, отправленные в июне. Дано указание подготовиться к поездке самому на встречу или к посылке жены Фрица в сентябре для передачи почты и получения денег /резервных/. Встреча состоится на том же месте, что и предыдущая.
В почте сообщить о результатах поездки Отт и доклады Шолла, а также сведения о дислокации войск на островах и на материке.
Просьба повторить телеграммы о жел. дор. батальонах и составе возд. сил в Маньчжурии, которые получены с большими искажениями.».
Зорге верил, точнее, надеялся, что встреча с Екатериной Максимовой все-таки состоится. Мемо «Рамзай» — Центру от 11 июля 1938 г.: «Напоминает о просьбе сообщить жене об отсрочке приезда. Полагает, что причины искажения телеграмм вызываются атмосферными неполадками в Висбадене в связи с летним временем.
Рамзаю отвечено, что жене об отсрочке его приезда сообщено».
Из письма Екатерине Максимовой, написанного в начале осени 1938 г.:
«Дорогая КАТЯ! Когда я писал тебе последнее письмо в начале этого года, то я был настолько уверен, что мы вместе летом проведем отпуск, что даже начал строить планы, где нам лучше провести отпуск. Однако я до сих пор здесь. Во всяком случае, я убежден, что речь идет о нескольких месяцах, в худшем случае, буду в феврале уже дома. Однако я так часто подводил тебя моими сроками, что не удивлюсь, если ты отказалась от этой собачьей жизни и вечного ожидания и сделала отсюда соответствующие выводы. Я не могу на тебя обижаться. Так что мне не остается ничего более, как только молча надеяться, что ты меня еще не совсем забыла и что все-таки есть перспектива осуществить нашу, пятилетней давности, мечту, наконец получить возможность вместе жить дома. Эту надежду я еще не теряю, даже в том случае, если ее неосуществимость является полностью моей виной, или, вернее, виной обстоятельств, среди которых мы живем и которые ставят перед нами определенные задачи.