Все сказанное М.И. Сироткиным, безусловно, правильно, но с этим можно согласиться только в том случае, если принять на веру японо-американскую версию: провал произошел случайно от показаний второстепенного агента, который сам не представлял конечный адресат, той малозначительной информации, которую он передавал крайне редко. И подобного провала можно было бы избежать, если бы к разведывательной деятельности не привлекались бывшие члены коммунистической партии США или Японии и сочувствовавшие им, а также, если бы за деятельностью Мияги осуществлялся контроль.
Весьма своеобразны, спорны и ошибочны высказывания «Рамзая» об отношении резидента к «низовым» агентам-информаторам, точнее — об изучении им агентов, привлекаемых к работе и используемых агентами-групповодами. В своих «Тюремных записках» он писал: «Я не знаю полностью всех источников информации, которые могли использовать члены группы. Я знаю только те из них, которые были особенно важными, и те, которые пригодились в работе. Я знаю только общий характер источников и не располагаю данными о конкретных людях и их именах. То, что я недостаточно знал об информационных источниках своей группы, объясняется не отсутствием интереса к деятельности и усилиям своих сотрудников и не тем, что я ленился. Характер нашей работы был таков, что большая часть с трудом созданных источников информации быстро “пересыхала”, и я не считал источник действительно ценным и пригодным, если он не был проверен в течение длительного времени. Поэтому, если канал информации моих сотрудников не проходил подобной проверки, я считал эти сведения не очень ценными. Моим принципом было не придавать важного значения именам людей, от которых исходила информация. Я делал это умышленно, для того чтобы на вопрос об этих людях я не мог бы ничего ответить и тем самым доставить им неприятности. Это одно из традиционных правил нелегальной деятельности»[785]
.Можно было бы считать подобные показания «Рамзая» определенным тактическим приемом пред лицом следствия: попыткой, отговорившись незнанием, отделаться от требований следственных органов о выдаче всей «низовой» агентуры. Однако при ознакомлении с остальными показаниями Зорге такое предположение не оправдывается. Документы резидентуры (доклады самого «Рамзая», «Густава», «Алекса» и др.) убедительно свидетельствуют о том, что «Рамзай» действительно вплоть до конца своей деятельности не только не знал имен и достаточно полных характеристик агентов группы Мияги, но вообще не знал о существовании некоторых привлеченных групповодом Мияги к работе агентов, которые отнюдь не были случайными, «быстро исчезающими» лицами, а в течение длительного времени были связаны с Мияги, выполняли его разведывательные задания и систематически получали от него денежное вознаграждение. К числу таких агентов относились, в частности, Китабаяси Томо и Тагути Угэнда («2-й друг с Хоккайдо»).
Следует ли считать отрицание необходимости изучать «низовых» агентов, возводимое «Рамзаем» в «основной принцип нелегальной деятельности», серьезной ошибкой, характеризующей существенный недостаток его как резидента? Ответ неоднозначен. Руководствуясь этим «принципом», «Рамзай», по существу, предоставил полную свободу действий групповоду «Джо» (Мияги), не контролируя его вербовочную деятельность и не интересуясь с кем, какие связи Мияги поддерживает, чем руководствуется, привлекая к работе того или иного агента.
Исходя из оценки Мияги как самоотверженного и преданного коммуниста, «Рамзай» неограниченно доверял ему и как агенту-групповоду, а Мияги, подбирая и привлекая в свою группу новых агентов, также основывался лишь на их идейно-политической близости и преданности коммунистическому движению, совершенно не считаясь с тем, надежно ли они гарантированы от полицейского наблюдения или же состоят под надзором как неоднократно подвергавшиеся репрессиям.
Сохранившаяся со времен работы в Китае склонность Зорге бесконтрольно доверять своим групповодам в вопросах подбора агентуры (исходя лишь из их политической надежности), недооценка опасности повышенной «склонности к риску» групповода Мияги привели в итоге к насыщению группы «Джо» поднадзорными коммунистами-активистами.
Большинство из этих агентов-информаторов из числа местных жителей-японцев неоднократно подвергались арестам, заключению и бесспорно состояли под постоянным наблюдением полиции. По существу, вся агентурная группа Мияги состояла из таких лиц («Друг с Хоккайдо», «2-й друг с Хоккайдо», «Женщина», «Доктор», Китабаяси Томо, «Кйосю»). Каждый из них в прошлом хоть раз пережил арест и заключение, а следовательно, не мог не состоять на особом учете и под надзором полиции. В число агентов привлекались такие, как Китабаяси Томо, не представлявшая никакой ценности как источник информации и являвшаяся лишь ненужным и опасным балластом для резидентуры.
Надо думать, что и сам Мияги как коммунист, да еще вернувшийся из Америки, тоже не оставался вне полицейского наблюдения.