Версальский утопленник

Брест находился на осадном положении, и не будь у него особого пропуска, подписанного Сартином, он вряд ли сумел бы туда проникнуть, ибо все боялись оказаться невольными пособниками английских шпионов. Узнав, как быстрее пройти на рейд, он поднялся на бастион и неожиданно застыл, изумленный открывшейся перед ним панорамой. В лучах заходящего солнца зеркальным блеском сверкали волны, в них купались подвижные тени мачт и корпусов нескольких десятков линейных кораблей; одни, пришвартованные, покачивались у пристани; другие дрейфовали вдоль береговой линии. Это величественное зрелище чем-то напоминало живые картины в волшебном фонаре. Океан и война ждали Николя, и, исполненный мрачной решимости, он поспешил на пристань.

II

УЭССАН

Я фрегат Его Величества «Ла Бель Пуль», и я направляюсь в море. Корабли короля, моего повелителя, никому не позволят их досматривать.

Капитан Бернар де Мариньи, январь 1778 г.[17]

Он нашел свой багаж на почтовой станции; там же его ожидала и заранее оплаченная комната, где ему предстояло жить до отправки на судно. Переодевшись в новый мундир и повесив на бок отцовскую шпагу, он направился в порт, где возле причала высился трехпалубный флагманский корабль «Бретань». Такое огромное судно он видел впервые. Как только он подошел к парадному трапу, наверху раздались свистки, услышав которые команда выстроилась, дабы приветствовать офицера соответственно его званию.

На борту его ожидал еще один сюрприз. Офицер, встретивший его, оказался Эмманюэлем де Риву[18], не преминувшим вновь выразить Николя свою преданность и признательность. Тоном, не позволявшим усомниться в его искренности, он заверил комиссара, что станет сопровождать его, пока тот будет находиться на борту «Сент-Эспри»; Николя подумал, что Риву, видимо, в курсе истинной причины его прибытия на корабль. Заметив, насколько Николя поражен размерами судна, офицер рассказал, что корабль сей был подарен покойному королю Штатами Бретани в конце Семилетней войны, и долгое время не находил применения. События в Новом Свете побудили привести его в порядок; став флагманским кораблем, он обрел неслыханную огневую мощь: на его борту имеется сто пушек.

Адмирал д’Орвилье принял Николя преувеличенно вежливо: комиссар Шатле, маркиз, временно произведенный в морские офицеры, не мог не пользоваться поддержкой могущественных покровителей. Николя передал адмиралу инструкции короля и ответил на вопросы, касавшиеся придворной и городской жизни. Бегло ознакомившись с содержанием королевских указов, адмирал сказал:

— Господин маркиз, я вам признателен за ваше согласие исполнить поручение… скажем так, весьма своеобразное. Ваша репутация бежит впереди вас, а министр питает к вам искреннее уважение…

И, словно разъясняя самому себе, тихо добавил:

— …поставленная перед вами задача является крайне сложной и опасной, и ваш отказ был бы встречен с пониманием. Сударь, окажете ли вы нам честь сегодня вечером отужинать в нашем кругу? На ужине будет также герцог Шартрский…

На корме, в роскошно убранной каюте принц приветствовал Николя так, словно видел его впервые. Адмирал уверенно направлял беседу в нужное русло, чтобы никто из гостей не чувствовал себя обделенным вниманием. Николя был поражен, как скромно и с каким достоинством держался де Ла Мотт-Пике, которому выпала сомнительная честь руководить шагами принца на морском поприще: Шартру отвели роль командира третьей дивизии и «Сент-Эспри». Герцогу прислуживал его собственный лакей, в котором Николя узнал того рассыльного, кто вел загадочный разговор с инспектором Ренаром в прихожей дворца Пале-Руаяль. Сидевший справа молодой человек, застенчиво улыбаясь, представился Николя, сообщив, что его зовут Жак Ноэль Сане.[19] Он обучался в арсенале в Бресте, а теперь исполняет должность инженера-кораблестроителя и занимается вычерчиванием подводной части судна. А еще он хочет создать образцовый чертеж, пригодный для всех линкоров, и тем самым ускорить строительство кораблей; говоря про корабли, он оживился, и слова полились из него рекой. Разговор поддержал Риву, заявив со знанием дела, что от кораблей, построенных по единому образцу, следует ожидать единообразия и в поведении на море. Сане согласился с ним, добавив, что с целью увеличения скорости и маневренности он намерен придать корабельному корпусу наиболее обтекаемую форму.