Верст. Позывной «Верст»

И опять ведь щеки ее пунцовыми стали, – и она, чтобы освободиться от мимолетного стыда, растерянно проговорила. – Ты бы свежей воды принес что ли? Чем меня-то доводить? – Она быстро нагнулась, и вытащила из-под лежака ведро, а Константин даже не подковырнул ее мимоходом.

5.

– Что-то долго Константина нет? – Серафима, уже готовая к походу за травами, поднялась со скамьи. – Ладно, по пути потороплю его. – Она подняла с песка знакомую всем им кошелку. – А я через часок – другой вернусь. Все-таки где Константин заблудился? Вода где?

И ей в ответ тут же из-за полуоткрытой двери отозвался бас Константина:

– Так, я принес уже. Как обычно, на скамейке стоят. А я схожу вентери проверить.

– Никого не встретил?

– Если бы кто-то появился, Митрий первый бы увидел. А ты далеко собралась?

– В лес на ближние поляны. Нужные травки там еще в прошлом году приметила. А тебе придется в аптеку сбегать.

– Сбегаю. Алексий говорил уже.

Константин, картинно поклонился, взял корзину для рыбы, и снова исчез за дверью. А Ольга опять встала на чурбачок с двумя рушниками в руках. Только снова не успела к парню присмотреться, – то солнце пот и с самой выгоняет, то ….

– Эти, что ли, за вами подсматривали? – Наличие голоса, в принципе, предполагает наличие тела, тем более, если это бас Константина. А тут в распахнутую настежь дверь влетает …. – Лежать! Лежать, – Я сказал ….

И следом сначала просунулось нечто, похожее на человека, а потом уж. – Совсем измучился с ними, пока сюда дотащил. – И бросил на песок извивающееся подобие человека.

– Это кто у тебя? – Первым отреагировал Митрий, выглянув из люка на неподобающий шум.

– Недобитыши твои. – Хищно усмехнулся Константин, при этом легонько ткнул носком сапога в бок своего пленника, настойчиво пытающегося встать. – Последний раз говорю: «Ле-жа-ть». Это вот Крамарь старший, он же Потемкин. А это – американец. Джон, кажется. По-русски тумкает, но говорит плохо. Лежать! – И уже ощутимо ткнул тем же носком Крамаря уже по ногам.

– Где ты их нашел? – Вышел из трапезной Алексий.

– Иду, смотрю, под дверью лежат, «Дяденька, пустите переночевать», – просят ….

– Ты когда-нибудь будешь отвечать по-человечески? – Взъярился Алексий.

– А чего отвечать? Смотрю, кто-то по окнам шарятся, – ну, придавил чуток обоих.

– Так уж и чуток? – Что-то не похоже на этот чуток?

– Да-к, как чуток? Стряхнул Крамаря с приставной лесенки, а потом уж слегка и придавил. Но американец сам сдался, правда, уже от двери сбежать пытался. Оружие пришлось отнять, – как бы не поранились по неопытности. Они же – как дети малые. То глаза поколют, то из Химерсов по своим шандарахнут. Верно говорю, Гриня? Что? Это не ты? И к нам не ты приперся? И по окнам не ты шарился? Охотно верю. С лестницы-то тоже случайно упал? Отвечай, когда тебя спрашивают?

8.Вокруг да около

«Теперь уже все перепуталось. Оно и прежде было непонятно, а теперь, как говорится, сам Черт ногу сломит. Крамарь? Где-то я уже слыхивал эту фамилию. Или это – имя? Нет, кажется, фамилия.

Голову бы повернуть, – посмотреть на него, но не получается, Крамарь? Если здесь Крамарь, то кто – эти люди? Можно ли это понять?».

Он попытался прислушаться, но все потуги были тщетны. Уши по-прежнему забиты плотной ватой. К тому же, монахи либо отдалились, либо снизили громкость своего голоса, – «шепчут, чтобы я не услышал? А почему?».

Он, кажется, не спит уже давно. Пожалуй, ровно с того момента, когда резанул по глазам острый луч света. Хотя и это, если задуматься, не совсем точно. Хорошо вспоминается, как его выворачивало наизнанку, как его отпаивала водой эта звонкоголосая девчонка, и это приносило хоть и мимолетное, но облегчение.

Точнее, облегчение, но мимолетное, поскольку он уже вспомнил чей-то приказ, забыть все, что знает. Или не было этого приказа, но он, все равно его помнит, как Отче наш. Именно так, а не иначе, и именно монахи стали свидетелями этого. И он не смеет спрашивать, почему монахи, да на это и не будет ответа, поскольку не многие знают, где правая, а где неправая сторона. И он не знает, и не помнит, того, что он сделал, и не знает, куда попадет: в Ад, или в Рай. Да, и какая в этом разница? Что сделано – то и сделано ….

«По делам и воздастся». А если не было никаких дел, если душа – нетронутый лист бумаги? Но если ты знаешь, что есть, или, по крайней мере, должна быть душа, значит, лист не такой и нетронутый?

«Вот и опять появились монахи. Точнее, один монах. Наклонился к моему лицу и шепотом спросил: «Не спишь?». Еще один монах. Я знаю, что есть и другие, но они все время теряются из виду. Все время теряются, но я не могу повернуть голову, поскольку тут же на смену мимолетному облегчению придет кара небесная, и эта смешная девчонка будет замирать от ужаса».

А другой монах снова назвал очень знакомое имя, или фамилию. Вот еще, и еще раз.

Ква …, Кра …, Крамарь. И я откуда-то его знаю, и знаю точно его, и никого иного.

Он снова решил повернуться, или хотя бы повернуть голову, но снова ее повело, и он надолго зашелся кашлем.