Вертеп

— Кто?

— Кто же? Эрлена.

Мазин сдвинулся в кресле, и кресло беспощадным скрипом выдало его волнение.

— Не понимаю, Владимир Степанович.

— Вот я и говорю вам — плюньте! Кто здесь разберется? Вбегает Лилька. Рев слышен еще с лестницы. «Мама звонила!» — «Это что, очередной сдвиг по фазе?» — «Папа, не смей! Не смей! Она звонила!» — «Ладно, успокойся. Что она тебе сказала?» — «Она плакала, все время плакала!» — «Что значит, все время плакала? Сказала она тебе что-нибудь?» — «Она рыдала. Не могу без тебя, только не ищи меня, не ищи, умоляю. Я сама, сама…» И повесила трубку.

Мазин пытался осмыслить услышанное.

Художник махнул рукой, будто проник в его состояние.

— Не старайтесь. Думаете, это все? Она заявила, что это не первый звонок. Прошлый раз какая-то женщина только плакала и ничего не сказала. Но теперь Лилька не сомневается, что это была Эрлена.

— А что вы по этому поводу думаете?

Мазин должен был задать этот вопрос, но он уже не доверял мнению Дергачева. Уж очень легко тот соглашался с различными вариантами происходившего. И на этот раз тоже.

— Что я думаю? Тут мы с Мариной разошлись. Она убеждена, что у девочки навязчивые психозы, чуть ли не галлюцинации. Я сам не знаю, кому верить. А вдруг Эрлена? В самом деле!

— По-моему, вам не очень верится в такую возможность.

Дергачев собрал на лбу морщины.

— Не хотелось бы верить, ужасно не хотелось, что она появилась, если честно. Думаете, это было легко пережить? По судам таскали. Но, слава Богу, столько лет прошло. Подзабылось. И нате вам! Нет, нет, это не она. Ну посудите сами, в нашем-то то… та… Тьфу, черт! Никак не научусь выговаривать это слово. В нашем то-та-ли-тарном, — произнес он по слогам, — отечестве сбежать, не разведясь, не выписавшись… Куда? С кем? Нет, она сгинула безвозвратно.

— Куда? С кем? — переспросил Мазин.

— Ну, это уж вам виднее. Идешь мимо милиции, сколько висит листовок — «ушел и не вернулся!». И так месяц за месяцем, даже годами, а человека нет как нет. И Эрлены нет как нет.

— А в трубку кто рыдает?

— Ищите, найдите!

— Вы только что предлагали бросить эту дичь.

— Правильно, предлагал. Но и я запутался. Ищите, ищите! Я сам доплачу, если разберетесь. Ужасно, если этот тип Артур прав и девочка больна. Ужасно. Она ж моя дочка!

Он распустил складки на лбу и посмотрел на Мазина широко открытыми глазами.

— Помогите! У вас-то хоть предположения существуют?

Мазин решил ответить честно.

— Я думаю, вашей бывшей супруги нет в живых.

«Сейчас он спросит — почему?» И в самом деле.

— Почему вы так думаете?

Игорь Николаевич потрогал кулон в кармане, вспомнил спасительную железную формулу — «здесь вопросы задаю я» — и вздохнул, невольно пожалев о «старых добрых временах».

— Вы же сами сказали, трудно скрываться в нашем государстве.

— А-а… — протянул Дергачев, но, как показалось Мазину, не разочарованно, а с облегчением. — Представьте, меня подозревали, что я ее убил.

— Судили-то Алферова.

— Сережку? Правильно.

— Считаете, он убил?

— Что вы! Не дай Бог. Вы меня не так поняли. Кто его выручил-то? Я! Кто показал, что Эрлена руку порезала? Я! А ведь я рисковал, между прочим, я сам ходил под подозрением! Если не он убил, на меня тень падает. Зачем мне это? Тем более Сережка сволочь. Он же с моей женой жил, а не я с его. Конечно, по-мужски я его понимаю, он по ней еще в школе страдал. А у меня, когда он снова возник, скажу честно, юные страсти перегорели давно. Десять лет вернее холодного душа охлаждают. Ну скажите откровенно, разве мужика можно привязать на всю жизнь к одной женщине? Выдумки морального кодекса коммунизма, который потому и рухнул с треском. Разве я не прав?

— Жизнь разнообразна.

— Ха! Уклоняетесь. Но вы меня поняли. Я не горел, когда они с Сережкой снова встретились, хотя по-мужски и обидно. Я ему: «Нехорошо делаешь, с моей женой спишь». А он нагло: «Ты говоришь, нехорошо, а она — хорошо!..» Ничего себе ответик, а?

— Выходит, отношения у вас были накаленные?