24 сентября Николай Васильевич был у отца Макария, а на другой день послал ему записку и получил ответ. Дело в том, что Гоголю втайне, пожалуй, и для самого себя, не хотелось ехать в далекий путь. Он словно чего-то боялся. И вот обратился к старцу за советом. Тот предложил ему вернуться в Москву, отложив путешествие в Крым до другого раза. Гоголь, однако, пребывал в нерешительности и запросил старца еще раз. Тогда тот дал ему прямо противоположный ответ — ехать на родину и в Крым… Может быть, Гоголь спрашивал старца и еще, но об этой их встрече мало что известно. Есть глухой слух о том, что Гоголь выразил желание остаться в Оптиной послушником, но не решился и на это. В результате он вернулся в Москву. 21 февраля 1852 года Николай Васильевич Гоголь скончался там в доме графа А.П. Толстого.
Можно отметить, что Гоголь и Киреевский своим творчеством и жизнью как бы указывали путь, которым должна была бы пойти русская литература и вообще интеллигенция, но в массе своей не пошла.
7 сентября 1851 года, как пишется в Летописи скита, «пополудни в 6-м часу посетил скит сей известный путешественник по святым землям г-н Муравьёв Андрей Николаевич, камергер, действительный статский советник. Он прибыл в Оптину мимоездом… с тем, чтобы 8-го пополуночи отправиться на почтовых по тракту на Москву; но, посетивши скит, пожелал, чтобы в скитской церкви 8-го числа отслушать литургию. По случаю Праздника Рождества Богоматери 8-го числа скитяне должны быть при службе Божией в обители, и в скиту не предполагали литургии, но во уважение желания г-на Муравьёва назначена была литургия, которую он слушал с христианским вниманием; после литургии посетил келию скитоначальника и беседовал много о благочестивых обычаях. Из скита г-н Муравьёв был у поздней литургии в обители и после трапезовал вместе с братиею. Ему столько понравилось, что отложил поспешность своего отъезда, пожелал отслушать в скитской церкви всенощное бдение. Для сего прибыл пополудни в скит в 6-м часу в келию скитоначальника. Бдение началось в 7 часов, окончилось в 11-м. Г-н Муравьёв тоже слушал с редким и примерным вниманием. Из скита отправился в обитель в гостиницу. В 6 часов утром отслушал в обители раннюю литургию, был в настоятельских келиях, отозвался о своем посещении Оптиной обители и скита весьма довольным и в 9 часов в начале поздней литургии отправился по тракту на Калугу»226
.Муравьёв известен был как автор описаний своих паломничеств по всем русским обителям и по святым местам Востока. Написал он и об Оптиной («Святые горы и Оптина пустынь») и прислал в обитель большое количество экземпляров книги в дар. Он был знаком с многими русскими писателями, начиная с Пушкина и Лермонтова, и оставил две книги воспоминаний. Он был один из лучших знатоков церковной службы. Не дай Бог было при нем ошибиться хотя в одном слове…
28 июля 1852 года в Летописи скита записано: «На ночь прибыл в обитель ординарный профессор Московского университета по части русской словесности Степан Петрович Шевырёв, проездом из Малороссии, куда ездил с тою целью, чтобы навестить родных покойного Н.В. Гоголя, утешить старушку-мать его и собрать материалы для биографии покойного, которую он имеет поручение написать от Академии наук. В бумагах Гоголя нашлось 4 черновые главы 2-й части “Мертвых душ” и “Объяснение на Божественную литургию”, произведение, запечатленное цельностью духа и особенным лирическим взглядом на предмет, сам по себе вызывающий писателя на мысли высокие и чувства трогательные. Г-н Шевырёв поутру после обедни посетил скит и, обойдя его, зашел в келии батюшки (отец Макария. — Сост.), беседовал с нами (рабочими) долго и ласково, читал письма Н.В. Гоголя, между которыми особенно показалось нам замечательным писанное тогда, когда ему было еще 14 лет (в 1824 году), к матери, по случаю смерти отца; читал также вышеупомянутое “Объяснение на Божественную литургию”, прося у батюшки замечаний на это посмертное произведение того, кто, проникнувшись живою верою в Искупителя, и сам смиренно искал у старца руководства на стезях, к Нему ведущих, и если не успел еще принести желаемых плодов, то, по крайней мере, положил доброе начало — залог чистого произволения. Из скита Степан Петрович отправился на обед к отцу игумену, куда вместе с батюшкой были приглашены отец Иоанн Половцев и аз, последний (то есть писавший эти строки послушник Леонид Кавелин. — Сост.); потом, в сопровождении нашем, осматривал монастырь и уехал того же дня в Москву. Вообще оставил по себе приятное впечатление своею образованною и вместе теплою, задушевною беседою, в которой при светлом уме видно глубокое, патриотическое и верно направленное чувство русского человека»227
.