Весь Беляев Александр в одном томе

При появлении Престо Цорн поднялся и, протянув обе руки, пошёл ему навстречу, как к старому другу.

— Здравствуйте, здравствуйте, мистер Престо! — радушно воскликнул Цорн. — Очень рад вас видеть. Прошу садиться. Вот здесь вам будет удобнее.

Он усадил Престо не возле письменного стола, а у окна, и сел в кресло напротив. На маленьком круглом красного дерева столике стояли серебряный ящичек с сигарами и папиросами и электрическая зажигалка.

— Предпочитаете папиросы или сигары? — Цорн подвинул ящичек с многочисленными отделениями и пояснил: — Вот египетские папиросы, турецкие, гаванские сигары «Вегуэрос», «Регалия Байрон», — в продаже не найдёте, — это из Суматры, Явы, Виргинии….

Престо поблагодарил и взял «Вегуэрос» — лучшее произведение Гаваны. Цорн закурил папиросу.

— Когда мне вчера сообщили, что к нам пожаловал сам Тонио Престо, я, признаться, сразу не поверил. Неужели вы решились изменить свою внешность?

Цорн смотрел прямо в лицо Престо, любезно улыбался, но не смеялся, что немало удивило Престо. Цорн, очевидно, умел великолепно владеть собой.

— Почему бы и негр, — ответил Престо вопросом на вопрос.

Цорн сделал паузу, улыбнулся ещё шире, обнажив прекрасно сохранившиеся белые длинные зубы, и сказал:

— А вы можете поручиться, что ваши поклонники не учинят надо мною суда Линча?

Престо улыбнулся в свою очередь и едва не проговорился о вчерашней посетительнице.

— И дело не только в этом, — продолжал Цорн. — Я сам не уверен, имею ли право произвести над вами метаморфозу.

«Не хватает ещё того, чтобы Цорн отказался!» — с волнением подумал Престо и сказал:

— Но ведь вы делаете их десятками!

Тонио волновался и был особенно смешон. Но Цорн по-прежнему только улыбался. Железный человек!

— Я здесь пробыл всего несколько часов, — добавил Тонио, — и уже видел столько товарищей по несчастью…

— Да, но вы составляете исключение. Исключение даже в моей, несколько необычной практике, — возразил Цорн. — Для всех моих пациентов их физическая ненормальность является лишь печальным побочным обстоятельством. Она лишает их многого, не давая ничего ни им, ни обществу. Они ничего не теряют и выигрывают всё. Совершенно иное положение с вами. Ваша внешность неразрывно связана с вашим творчеством, с вашими публичными выступлениями…

«И он о том же!» — с досадой подумал Престо и крикнул:

— Я не раб публики!

— Разумеется, вы свободный американский гражданин, — ответил Цорн. — Но я сейчас говорю не о вас, а о себе. Согласитесь, что вы представляете совершенно исключительное явление природы, как неповторимое произведение искусства… Вы видели химер на парижском соборе Нотр-Дам? Они очень безобразны, и в то же время в них своеобразная красота. Что сказали бы про человека, который разбил бы химеры и на их место поставил благообразных херувимов? Не назвали бы его вандалом и варваром? История никогда не простила бы ему этого. Он опозорил бы своё имя. Я не хочу, чтобы это было моё имя… Боюсь, что вы и сами не обдумали до конца всех возможных последствий вашего намерения… Вы знаете, что моя врачебная практика — мой жизненный базис. Но я готов отказаться от гонорара и вернуть вам его, чтобы только не брать на себя такой огромной ответственности.

— Значит, вы отказываетесь изменить мою внешность? — упавшим голосом спросил Престо. В этот момент он выглядел глубоко несчастным. Неужели всё его мечты о новой жизни в новом теле, о личном счастье рушатся?

Но не удручённый вид разжалобил Цорна. Его вообще едва ли можно было разжалобить. Цорн совсем не собирался упустить такого выгодного пациента. Однако это действительно был трудный случай в его практике. Вне сомнения, перевоплощение Престо произведёт шум во всём мире. Конечно, Цорна не подвергнут суду Линча. Но возможно, что газеты будут бранить его, и ещё не известно, послужит ли это для него новой рекламой или же повредит практике. Да и излишняя реклама была нежелательна Цорну. Он имел достаточную практику, привлекая клиентуру из самых состоятельных классов. Широкая публика о нём мало знала, представители власти не интересовались им, и это было ему только на руку: шум мог привлечь нежелательное внимание медицинских организаций, и тогда кто знает, чем всё это кончится. В лучшем случае — убытками, превосходящими гонорар Престо, чтобы погасить весь этот шум и замять дело. Поэтому он хотел всячески гарантировать себя и даже установил в кабинете аппарат, который записывал на валик весь разговор с Престо. В случае надобности Цорн мог доказать, что он сделал всё возможное, что он сам усиленно отговаривал Престо.

Цорн развёл руками и сказал:

— Ваше уродство — такая же болезнь, как и всякая другая. И потому, как врач, я не имею права отказать вам во врачебной помощи. — Эту и последующие фразы он сказал особенно громко и отчётливо, — Это очень сложный конфликт, и лучшим выходом из него может быть добровольный отказ от вашего намерения. Поэтому я могу лишь просить вас, убедительно просить отказаться от вашего намерения… Обдумайте ещё раз всё хорошенько. Подождём день, два. И если вы придёте к решению…