Весь Эдгар Берроуз в одном томе

Спустя полчаса они вместе входили в канцелярию полицейского комиссара. Он был очень любезен. Припомнил первое посещение Тарзана, несколько месяцев тому назад, по делу об отпечатках детских пальчиков.

Когда д’Арно закончил повествование о событиях предыдущей ночи, на губах комиссара заиграла лукавая улыбка. Он нажал кнопку у себя под рукой и до прихода позванного чиновника внимательно пересмотрел лежащие перед ним на столе бумаги и отделил ту, которая была ему нужна.

— Вот, Жубен, — сказал он вошедшему конторщику. — Вызовите ко мне тотчас этих полицейских, — и он передал вошедшему разысканную бумагу. Затем он обернулся к Тарзану.

— Вы совершили крупный проступок, мсье, — сказал он без недоброжелательства, — и если бы не разъяснения нашего друга, я склонен был бы осудить вас беспощадно. А вместо этого я готов допустить нечто неслыханное. Я вызвал сюда полицейских, с которыми вы так сурово обошлись ночью. Пусть они выслушают рассказ лейтенанта д’Арно, и я предоставлю им решить — привлекать ли вас к ответственности, или нет.

Вам многому ещё надо учиться в нашей цивилизованной стране. Вещи, которые кажутся вам странными или ненужными, вы должны принимать, пока не сможете сами судить о мотивах, которые за ними кроются. Полицейские, на которых вы вчера напали, только выполняли свой долг. Им не надлежало рассуждать. Каждый день они рискуют жизнью, защищая жизнь и собственность других. То же они сделали бы и для вас. Они славные и смелые люди и глубоко оскорблены, что один невооруженный человек оказался сильней их всех, вместе взятых.

Помогите им примириться со случившимся. Если я не ошибаюсь, вы сами очень храбрый человек, а храбрые люди обычно великодушны.

Разговор был прерван появлением четырёх полицейских. Когда они узнали Тарзана, на лицах у них ярко выразилось изумление.

— Дети мои, — сказал комиссар, — вот джентльмен, которого вы встретили на улице Моль прошлой ночью. Он пришёл добровольно отдаться нам в руки. Я желаю, чтобы вы внимательно выслушали лейтенанта д’Арно, который расскажет вам кое-что из истории этого господина. Это может служить объяснением его вчерашнего поведения. Начните, дорогой лейтенант.

Д’Арно рассказывал полицейским около получаса. Он говорил о жизни Тарзана в диких джунглях. Объяснил им, что он привык бороться как дикий зверь для самозащиты. Для них стало ясно, что, нападая на них, Тарзан руководился не столько умыслом, сколько инстинктом. Он не понял их намерений, не сумел отличить их от тех многообразных форм жизни, к которым он привык в родных джунглях, где был со всех сторон окружён врагами.

— Ваше самолюбие задето, — сказал д’Арно в заключение. — Задевает вас, главным образом, тот факт, что один человек оказался сильнее вас. Но вам нечего стыдиться. Вы не нуждались бы в оправданиях, если бы вас заперли в небольшую комнату с африканским львом или с большой гориллой из джунглей. А вы сражались с мышцами, которые победоносно выдерживали состязание с этими страшилищами черного континента. Нет ничего обидного в том, чтобы уступить нечеловеческой силе Тарзана от обезьян.

В то время, как четверо людей в недоумении поглядывали то на Тарзана, то на своё начальство, человек-обезьяна сделал то, что должно было потушить в них последнюю искру недоброжелательности против него, — он подошёл к ним с протянутой рукой.

— Я жалею о сделанной ошибке, — просто сказал он. — Будем друзьями.

И этим закончилось все дело, если не считать, что Тарзан стал предметом оживленных разговоров в полицейских казармах, и что число его друзей увеличилось ещё четырьмя.

По возвращении с Тарзаном домой, д’Арно застал ожидавшее его письмо от друга — Вильяма Сесиля Клейтона, лорда Грейстока. Они поддерживали переписку с самого начала их дружеских отношений — со времени несчастной экспедиции на поиски Джэн Портер, унесенной Теркозом, обезьяной-самцом.

— Они обвенчаются в Лондоне, месяца через два, — закончил д’Арно передачу содержания письма. Тарзану незачем было подчеркивать, кого надо подразумевать под словом «они». Он ничего не ответил, но был молчалив и задумчив весь день.

В этот вечер они были в опере. Тарзан ещё был погружен в мрачные мысли. Он почти не обращал внимания на то, что делалось на сцене. Перед глазами у него постоянно проносился милый образ красивой американской девушки, и он слышал только грустный, нежный голосок, говорящий о том, что он любим. И она будет женой другого!

Он постарался отогнать тяжёлые мысли, и вдруг почувствовал, что кто-то смотрит на него. По свойственному ему инстинкту, он круто повернулся и сразу встретился с устремленными на него глазами. Графиня де Куд ласково улыбалась ему. Отвечая на её кивок, Тарзан прочёл в её взоре приглашение, почти мольбу. В следующем антракте он сидел в ложе возле неё.