Весь Эдгар Берроуз в одном томе

— Мы собираемся ехать, мисс Хендерс, — бросил он отрывисто. — Но перед отъездом нам не помешает перекинуться словечком-другим. Дело в том, что незадолго до смерти вашего папаши мы вели с ним переговоры о купле-продаже и намеревались заключить сделку. Конечно, вам об этом ничего не известно. Ваш отец хотел уехать отсюда, сдав дела кому-нибудь другому — теперь, когда его прииск иссяк. Я же со своей стороны собирался купить пастбища по эту сторону гор. Мы с вашим папенькой уже почти договорились обо всем, когда произошел этот несчастный случай. Теперь послушайте меня внимательно, дорогое дитя. Разумеется, прииск уже ничего не стоит. Да и пастбища почти не дают корма. К тому же здесь недостаточно воды для того количества скота, которое я собираюсь пригнать сюда. Но Джефферсон Уэйнрайт — человек слова. Если я сказал вашему покойному отцу, что даю ему двести пятьдесят тысяч долларов за его владения, то не снижу цену, даже если пойму, что они стоят гораздо меньше. А я думаю именно так, дорогое дитя. Все бумаги у меня готовы, так что вам не надо тратиться на юриста. Вы можете получить деньги, отправляться на восток и жить, как вам захочется, в свое удовольствие. Как ваша левая ножка захочет, так и будете жить.

Надо сказать, что чем глубже толстяк вдавался в предмет и чем быстрее говорил, тем больше переходил на простонародный диалект своей родины, уснащая свою речь какими-то неясными словечками или циничными присказками. Наконец он приостановился.

— Что скажете? — поинтересовался хитрец.

— Это ранчо не для продажи, мистер Уэйнрайт, — тихо, но твердо ответила девушка.

Толстяк от удивления широко распахнул как свои маленькие свиные глазки, так и огромный ротище.

— Что значит — «не для продажи»? Вы, должно быть, помешались от горя, дитя мое! Вы даже не понимаете, что говорите!

— Я прекрасно понимаю, что говорю. И повторять не собираюсь, — сказала она. — Папа успел обсудить со мной все это. В том числе он рассказывал о вашем предложении купить наши владения за миллион долларов. Но это ранчо не для продажи, будь ему цена миллион или сколь угодно больше. Вам, мистер Уэйнрайт, я не продам его ни под каким соусом. С вашей стороны было бы весьма разумно оставить эту тему и удалиться.

Жирное лицо Уэйнрайта налилось кровью и стало багровым от гнева. Он мгновенно утратил дар речи и, направляясь к дверям, никак не мог подыскать слов, адекватно выражающих его бурные чувства. Конечно, он не был оскорблен, ибо принадлежал к той породе людей, чья толстая шкура, подобно неуязвимой броне, защищает их от любых оскорблений. Скорее, он был взбешен от мысли, что его поймала на мошенничестве, разоблачила и расстроила его планы — девчонка, с его точки зрения, почти младенец! И, как и следует ожидать от подобных людей, он был зол скорее на нее, нежели на свою неловкость. Дойдя до дверей, он наконец нашел, что сказать.

— Ты пожалеешь об этом! Пожалеешь! — закричал он, угрожающе тряся кулаком в ее сторону. — Запомни, я еще получу эту землю! Джефферсон Уэйнрайт может купить и продать тебя двадцать раз. Он всегда добивается того, чего хочет!

Внезапно за его спиной возникла высоченная мужская фигура. Мозолистые трудовые руки весьма невежливо схватили его за воротник пиджака, и тихий голос сказал в самое ухо:

— Разве хорошо трясти кулачишкой перед лицом леди, ты, канюк беременный?

После чего старший Уэйнрайт был бесцеремонно выдернут из дверей и вышвырнут с веранды, а его скорость многократно возросла благодаря пинку высокого ковбойского башмака.

— Думаю, тебе лучше держаться отсюда подальше, — продолжил говорящий низким басом.

Уэйнрайт с трудом поднялся на ноги и повернулся к обладателю голоса. Теперь он затряс уже двумя кулаками и в неистовстве запрыгал или, пожалуй, даже затанцевал:

— Я тебя достану! Да ты хоть знаешь, с кем имеешь дело? Я могу купить и продать тебя сто тысяч раз подряд. Я Джефферсон Уэйнрайт, а ты — двадцатипятидолларовый пастух!

— Vamoose![75] — предложил мужчина. — И побыстрее.

Он подкрепил свой приказ выстрелом — пуля подняла небольшой фонтанчик пыли меж ступней Уэйнрайта. Толстяк побежал к коляске, которую его сын уже подогнал к лошадиному загону. Мужчина на веранде пальнул опять, и снова пыль взвилась возле ног испуганного жителя востока.

Диана Хендерс вышла из комнаты и встала в дверях, опершись о дверной косяк. Она улыбалась.

— Не покалечь его, Бык, — сказала она.

Мужчина коротко усмехнулся.

— Я не собираюсь калечить его. Я просто хочу его немного поучить. Эти пожиратели бобов — совсем серые, их надо обучать манерам.

Говоря это, он продолжал палить по убегающему Уэйнрайту. Каждый выстрел поднимал облачко пыли у ног толстяка. Наконец Уэйнрайт достиг угла спального корпуса и исчез за ним.

Выстрелы привлекли внимание повара и еще нескольких человек, оказавшихся неподалеку, — в итоге образовалась небольшая, но весьма заинтересованная аудитория, наблюдавшая позор Уэйнрайта, в том числе и Техасец Пит, который весь трясся от дьявольского веселья.