Весь Эркюль Пуаро. Том 2

– Ты уже достаточно выпила, Джекки, – сказал Симон.

Она подскочила.

– А тебе какое дело, черт возьми!

Он пожал плечами.

– Никакого.

С минуту она смотрела на него.

– Что с тобой, Симон? Ты боишься?

Симон молчал. Он снова взялся за газету.

– Господи, – залепетала Корнелия, – так поздно… Я должна…

– Она стала неумело складывать вышивание, уколола палец.

– Не уходите, – твердо сказала Жаклина.

– Мне нужна поддержка, мне нужна женщина рядом.

– Она рассмеялась.

– Знаете ли вы, чего так испугался Симон? Он боится, как бы я не рассказала вам историю моей жизни.

– О, гм, – Корнелия поперхнулась.

– Дело в том, – очень четко произнесла Жаклина, – что мы, он и я, были помолвлены когда-то.

– Неужели? – противоречивые эмоции переполняли Корнелию. Она не знала, куда деваться от смущения, и в то же время ей было ужасно интересно.

Ах, каким несчастным и подлым показался ей теперь Симон Дойль.

– История довольно грустная, – продолжала Жаклина мягко и насмешливо.

– Он обошелся со мной довольно скверно, правда, Симон?

– Иди спать, Джекки, – грубо оборвал Симон, – ты пьяна.

– Ах, Симон, если тебе стыдно, сам уйди отсюда. Симон Дойль посмотрел ей в глаза. У него дрожали руки, но он ответил твердо:

– Нет, я не хочу спать.

В третий раз Корнелия проговорила:

– Мне надо идти. Так поздно…

– Нет, вы останетесь, – сказала Жаклина. Она положила руку на плечо девушки и усадила ее на место.

– Вы останетесь и увидите все, что здесь произойдет.

– Джекки, – строго сказал Симон, – не валяй дурака! Бога ради, иди спать.

Жаклина вдруг вся выпрямилась и начала говорить безудержно и хрипло:

– Ты боишься скандала! Да? Это потому, что все вы, англичане, такие выдержанные! Ты хочешь, чтобы и я вела себя «прилично»? Да? Но мне наплевать на приличия. Лучше выметайся отсюда, а не то тебе придется кое-что услышать.

Джим Фантора аккуратно закрыл журнал, зевнул, посмотрел на часы, поднялся и направился к выходу. Типично по-английски и в высшей степени неубедительно.

Жаклина повернула стул и уставилась на Симона.

– Ты, проклятый идиот, – выдохнула она, – так поступил со мной и надеялся просто избавиться от меня.

Симон хотел что-то сказать, но передумал.

Он сидел молча, надеясь, что она выговорится и вспышка пройдет.

Сдавленно и хрипло Жаклина продолжала говорить. Для Корнелии, которая никогда не видела, чтобы чувства выражали открыто и на людях, вся эта сцена казалась захватывающей.

– Я предупреждала тебя, – выкрикнула Жаклина.

– Помнишь? Мне легче видеть тебя мертвым, чем в объятиях другой. Я говорила, что убью тебя… Ты мне не верил? Так ошибаешься! Я выжидала! Ты принадлежишь мне! Слышишь? Ты мой!..

Симон все молчал. Она опустила руку и ощупью нашла какой-то предмет. Потом резко наклонилась вперед.

– Я говорила, что убью тебя, и я сделаю это.

– Она вскинула руку, держа что-то маленькое и блестящее.

– Я пристрелю тебя, как пса, как приблудного пса…

Симон пришел в себя. Он вскочил, но в тот же момент она спустила курок…

Симон, согнувшись, упал на стул, Корнелия с криком бросилась к двери. Джим Фантора стоял, облокотившись на перила палубы.

– Она позвала его:

– Мистер Фантора! Мистер Фантора.

Он подбежал к ней; она невнятно прошептала:

– Она застрелила его. О! Она его убила.

Симон Дойль все еще полулежал на стуле… Жаклина застыла в той же позе, как парализованная. Она вся дрожала, с ужасом и отчаянием глядя на алое пятно на ноге Симона, которое все разрасталось. Он прижимал к ране носовой платок, уже весь пропитанный кровью…

– Я не хотела, – всхлипывала Жаклина.

– Я, правда, не хотела.

– Она выронила пистолет, и он ударился об пол, носком ботинка она отшвырнула его прочь, и он закатился под банкетку.

Тихим слабым голосом Симон попросил Фантора:

– Бога ради, сюда кто-то идет… Не нужно поднимать шума. Скажите, что все в порядке…

Фантора понимающе кивнул. Он выглянул в дверь и увидел слугу-негра, с любопытством прислушивающегося.

– Все в порядке, – сказал Фантора, – все нормально, господа забавляются.

Темные глаза смотрели недоверчиво, испуганно. Ослепительно блеснули зубы в улыбке, и слуга ушел. Фантора вернулся.

– Не беспокойтесь, никто ничего не слышал. А если и слышал, то подумал, что вылетела пробка из бутылки. Теперь надо…

Жаклина вдруг истерически зарыдала.

– Боже, я хочу умереть… Я покончу с собой. Что я наделала! Что я наделала.

Корнелия подбежала к ней.

– Тише! Тише! Моя хорошая.

У Симона вспотел лоб, лицо исказилось от боли.

– Уведите ее отсюда, – умолял он, – бога ради, уведите! Проводите ее в каюту, мистер Фантора, а вы, мисс Робсон, позовите медицинскую сестру, ведь вы знаете, где ее каюта!

– Он переводил взгляд с одного на другого, прося о помощи.

– Не оставляйте ее одну. Пусть с нею побудет сестра. А потом разыщите доктора Бесснера и приведите его ко мне. Бога ради, ничего не говорите моей жене.

Джим Фантора кивал, соглашаясь. Он был собран и деловит. Он и Корнелия взяли под руки Жаклину, которая всхлипывала и отбивалась, вывели ее из салона и отвели в каюту. Им пришлось трудновато, она рвалась обратно и безутешно плакала.

– Я утоплюсь… утоплюсь… Мне нельзя жить… О Симон! Симон!