Однако общество в последние годы развивается – и отчасти самооздоравливается – быстрее многих из тех, кто пытается навязать ему стандарты мышления. Сознание граждан устало от «перевертышей морали», оно самостоятельно ищет ориентиры. Приведем один интересный пример. Журнал «Русский репортер» около двух лет проводит так называемые «среды» – открытые дискуссионные площадки. Так вот, на обсуждение темы трансляции моральных норм в современном обществе собралось в три (!) раза больше слушателей, чем на предыдущую «среду РР» о проблеме секса. Ведущий мероприятия, психолог Александр Сосланд отметил, что у тех, кого в 90-е было принято называть «новыми русскими», имела место «инверсия морали», когда ввиду общепризнанной аморальности советской власти попутно были растоптаны и транслируемые ею общечеловеческие ценности. Но сейчас общество вновь «взыскует истины»: «Мораль стала политическим фактором. Протестное движение берет на вооружение соображения морального толка. Переход от советского к постсоветскому строю шел в первую очередь на экономических лозунгах, а сейчас – на резком несоответствии того, что политики делают и что декларируют».
Подтверждает этот тезис и известный специалист в области теории элит Ольга Крыштановская: «Сегодня существует очевидный социальный запрос на моральность в политике, на служение Родине. Это настолько очевидные вещи, что люди, которые не разделяют этого, должны просто уйти сейчас. Мне кажется, вся страна вздохнет с облегчением, когда элита очистится от этих людей».
Будьте реалистами. Требуйте невозможного! [5]
Несправедливо утверждать, что власть совсем ничего не делает. Некий «процесс сверху» со скрипом, но идет. В последние два года стал популярен термин «национализация элит», который журналисты иногда ошибочно сводят к запрету для госслужащих иметь счета за рубежом. Термин шире: в него входит и борьба с коррупцией, и «деофшоризация» экономики. Однако значительная часть экспертов сомневается, направлены ли эти меры на действительное оздоровление власти – или всего лишь на перегруппировку сил и сохранение статус кво президента.
Сомнения обоснованны. Потому что национализация элит – это еще и подлинная, а не имитационная демократизация. Или (по сингапурской модели) профессионализация и жесткое закрепление зон ответственности. Плюс – и в том, и в другом случае – информационная открытость. А с существующими российскими кадрами, которые «решают все», это попросту невозможно. Говоря словами той же Ольги Крыштановской, ответственности и профессионализма у большинства этих «кадров» недостает, зато с избытком присутствует желание цементировать себя и «закрыть лифты». А недостаточно решительная ротация элит сверху все больше обостряет риск слома всей системы, что, как мы знаем, бывало в российской истории.
Выход из ситуации один: встречное движение. Решительное искоренение коррупции и кумовства в верхних эшелонах; актуализация HR-технологий, нормального профотбора и сверху, и снизу. И использование методов PR как «приводного ремня» для преодоления дезинтеграции в обществе, восстановления доверия.
Ведь чиновники низовых звеньев, особенно в провинции, – вовсе не воры и коррупционеры в большинстве своем. Но система постепенно превращает их в «винтики», поэтому здесь речь идет скорее о борьбе с формализмом и бездушием. Приведем только один маленький пример, как это может происходить.
В апреле 2013 года администрация дальневосточного Уссурийска показала жителям спектакль «Комната невесты», поставленный силами сотрудников. Они готовили зрелище три месяца, репетируя вечерами после работы. Целью постановки было желание собрать деньги для больного мальчика. Успех превзошел все ожидания – был аншлаг, собранных средств хватило, чтобы отправить на лечение не одного, а двух детей… Даже если это «всего лишь PR», то очень правильный! Во-первых, выросло доверие между властью и населением, поскольку и те, и другие приняли участие в увлекательном действе. Во-вторых, была оказана реальная помощь конкретным людям. В-третьих, чиновники «вышли из образа», сняв мундир и примерив сценические костюмы: а это способствует развитию гибкости мышления и творческого подхода к профессиональным обязанностям.
И еще один, принципиально важный момент. Людьми в описанном случае руководило живое нравственное чувство (иначе бы они не пожертвовали личным временем на подготовку спектакля). К сожалению, не найти и следов этого чувства во многих действиях высшей власти. Очевидно, она руководствовалась какими-то иными соображениями, принимая, например, закон о защите чувств верующих (против которого выступали многие верующие) или, тем более, нашумевший «детский закон», защитивший детей-сирот от иностранных усыновителей, но не от произвола отечественной воспитательной системы… Да уж, коль нет нравственного чувства, так было бы хоть желание просчитывать последствия! Ведь, как уже говорилось, аморальная политика – это провальная политика для современной России.