Весь Герберт Уэллс в одном томе

Частью политики великой монархии — и частью превосходной — было ее покровительство литературе и наукам. Людовик XIV учредил Академию наук, в противовес учрежденному Карлом II Английскому королевскому обществу и подобной ассоциации во Флоренции. Он украсил свой двор поэтами, драматургами, философами и учеными. Хотя этот патронат и не оказал особого влияния на научный прогресс, он по крайней мере способствовал получению ассигнований для экспериментов и публикаций, а также обеспечивал определенный престиж в глазах простого народа.

Литературная деятельность во Франции и Англии задавала тон большей части литературной деятельности в Европе в этот период больших и малых монархов, роскошных загородных особняков и возрастающих коммерческих возможностей. Французские условия были многим более монархическими, чем английские, более централизованными и единообразными. Французским писателям недоставало великой традиции свободного и необузданного духа Шекспира, французская интеллектуальная жизнь имела привязку ко двору и в большей степени сознавала свою подчиненность, чем английская; никогда она не порождала таких литературных «простолюдинов», как англичанин Буньян (1628–1688), а в XVII столетии она не дала проявлений такого духа инакомыслия, как во времена Английской республики, когда появился Мильтон. Французская интеллектуальная жизнь больше тяготела к соответствию и ограничениям, она была под более полным контролем школьных директоров и ученой критики.

Сущность она подчиняла стилю. Учреждение Академии еще больше усилило и без того чрезмерные ограничения. В результате всех этих противоречий французская литература до XIX в. была насыщена литературной застенчивостью — создавалось впечатление, что ее творили, скорее, в духе послушного ученика, боящегося плохих отметок, а не в духе человека, стремящегося к искреннему самовыражению. Это — литература холодных, «правильных» и бессодержательных шедевров: трагедий, комедий, романов героического жанра и критических трактатов, поразительно лишенных жизненности. Среди тех, кто практиковал подобный «правильный» подход в драматургии выделялись Корнель (1606–1684) и Расин (1639–1699). Это были люди исключительно одаренные; тем, кто внимательно изучал их творчество, хорошо знакома их внутренняя энергия; но тем, кто не имеет представления об условностях того периода, это творчество кажется таким же унылым, как и монументальная кирпичная кладка (за которой иногда могут скрываться глубокие чувства). Этот период обозначен также триумфом Мольера (1622–1673), комедии которого некоторые знатоки считают лучшими в мире. Среди этих благовоспитанных и величавых умственных построений периода французской великой монархии единственную жилку легкого, живого интересного чтения можно отыскать, разве что, в скандальных мемуарах-сплетнях того времени. Кроме скандалов, слухов и сплетен в них также нашли яркое отражение социальные и политические противоречия.

Некоторые из самых интересных и лучших литературных произведений на французском языке были созданы за пределами Франции теми ее гражданами, которые выступали против режима и находились в изгнании. Декарт (1596–1650), величайший из французских философов, большую часть своей жизни прожил в Голландии в относительной безопасности. Он является центральной и доминирующей фигурой в созвездии творческих умов, которые активно критиковали, смягчали и препятствовали распространению благочестивого христианства своей эпохи. Над всеми литераторами-изгнанниками и над всеми современными ему европейскими писателями возвышается великая фигура Вольтера, о взглядах которого мы поговорим позже. Жан-Жак Руссо (1712–1778), еще один изгнанник духа, с его сентиментальной критикой формальной морали и с его сентиментальной идеализацией природы и свободы, с его талантом писателя-романиста, также был значительной фигурой в тогдашней Франции. О нем мы тоже поговорим позже.