Вес и мера

Просто Эмили трудно привыкнуть ну сам понимаешь. Она нарисовала картинку и хотела принести ее вам. Может, вы ее повесите где-нибудь.

Девочка протянула Эйбу листок. На нем цветными карандашами были нарисованы две девочки: одна темноволосая, как его дочь, другая светленькая, как Эмили. Девочки держались за руки, у них над головами было жаркое солнце, а снизу зеленая трава.

Эйб заметил, что он почти одного роста с Эмили: ему почти не пришлось наклоняться, чтобы посмотреть ей в глаза.

Спасибо, солнышко. Очень красиво, сказал он. Я его повешу у нее над кроватью.

Он хотел было погладить ее по голове, но в последнюю секунду сообразил, что от этого будет только больнее и отдернул руку.

Ты в порядке? прошептала мать Эмили. Вид у тебя Она замолчала, подыскивая слово, но так и не нашла и только покачала головой. Ох, ну конечно, ты не в порядке. Что я говорю! Прости, Эйб. Прости.

Она бросила на него быстрый взгляд, взяла Эмили за руку и пошла прочь.

Эйб так сжал в руке рисунок, что бумага смялась. Он глядел, как Эмили пинает опавшие листья, и они взлетают маленькими вихрями. Мать смотрела прямо перед собой, не замечая этого маленького чуда.

Сара и Эйб почти не разговаривали. Но однажды Эйб вошел в комнату дочери и увидел, что Сара снимает с полок книги и убирает в коробки.

Что ты делаешь? потрясенно спросил он.

Я не могу смириться, сказала Сара, когда все это здесь, так близко.

Нет, сказал Эйб.

Сара на секунду задумалась.

Что значит «нет »?

Эйб вытащил из коробки стопку книжек с картинками и запихнул их обратно на полку.

Ты готова с ней распрощаться, а я нет.

Сара вспыхнула.

Распрощаться? прошипела она. Думаешь, в этом дело? Боже мой, Эйб, я просто пытаюсь научиться существовать, как все нормальные люди.

Но ты не нормальный человек. Мы оба не нормальные люди, сказал он со слезами на глазах. Ведь она умерла, Сара.

Сара поморщилась, будто получила пощечину. Потом развернулась и вышла из комнаты.

Эйб сел на пол и запустил руки в волосы. Через полчаса он поднялся и пошел в спальню. Сара лежала на боку и смотрела за окно, где солнце как ни в чем не бывало опускалось за горизонт. Эйб лег на кровать и прижался к ней.

Ее я уже потерял, прошептал он. Я не хочу потерять и тебя тоже.

Сара повернулась к нему и погладила по щеке. Потом поцеловала, вложив в этот поцелуй все, что не могла высказать. Они стали утешать друг друга: легкие прикосновения, нерешительные поцелуи знаки тепла. Но когда их одежда легла бесформенными кучками на пол, когда Эйб навис над своей женой, захватив ее тело, и попытался подстроить изгибы ее тела к своему, оказалось, что они больше не совпадают. Не стыкуются так легко, как прежде. Что-то было чуть-чуть не так. И это чуть-чуть заставляло их говорить: «Дай я попробую » и: «А может, так »

Позже, когда Сара уже заснула, Эйб сидел и смотрел на край кровати, за который свешивались длинные белые ноги его жены.

Наутро, когда Эйб и Сара лежали в темноте, Сара сказала:

Наверное, мне нужно побыть одной, хотя это было не то, что она хотела сказать.

Наверное, согласился Эйб, хотя был совершенно не согласен.

Казалось, в этом новом мире, в котором происходит немыслимое, ничто не совпадает: ни слова, ни суждения, ни они сами.

Сара встала, завернувшись в простыню, впервые за пятнадцать лет брака. А потому Эйб и не увидел иначе он бы сразу это заметил, что Сара выросла ровно на столько, насколько Эйб уменьшился, и, если только можно измерить неизмеримое, это было ровно столько, сколько они потеряли, когда потеряли дочь.

Сара сама достала чемодан с полки на чердаке, хотя полка была высоко, под самой крышей. Эйб смотрел, как она собирается. На пороге они обменялись пустыми обещаниями.

Я позвоню, сказала Сара.

Эйб кивнул.

Будь умницей.

Она собиралась к матери. За все годы брака Эйб никогда бы не поверил, что такое возможно, и тем не менее сейчас он решил, что это к лучшему. Если Сара выбрала Фелисити, несмотря на их сложные отношения, может, это значило, что все дети рано или поздно вернутся к своим родителям, каким бы длинным ни был их путь.

Он придвинул стул к окну, иначе ему было ничего не видно: он едва доставал до подоконника. Стоя на стуле, он смотрел, как она убирает чемодан в машину. Она показалась ему великаншей. Должно быть, материнство делает женщину необъятной, подумал Эйб. Он глядел ей вслед, пока машина не скрылась, а потом слез со стула.

Работать он не мог не доставал до прилавка. Не мог никуда поехать ноги не дотягивались до педалей. Ему нечего было делать, и он стал ходить по дому, ставшему совсем пустым. В конце концов он, конечно же, пришел в комнату дочери. Здесь он провел немало часов. Рисовал ее красками, играл с кукольными продуктами и игрушечной кассой, перебирал ее одежду, над каждой вещью пытаясь ответить на вопрос: когда она последний раз ее надевала? Он поставил диск «Радио Дисней » и заставил себя прослушать его целиком. Ее плюшевых зверей рассадил рядом, как друзей.