Весь Клиффорд Саймак в одном томе

Воспоминания были связаны не только с ручьем, но и со всем этим краем — с высящимися повсюду холмами, со скрытыми от взора ложбинками, с густыми лиственными лесами, отступившими только в тех немногих местах, где более-менее ровные площадки были раскорчеваны под пашню. Ламберт назубок знал каждую здешнюю тропинку со всеми ее закоулками, знал, что где растет и кто где живет. Ему были открыты многие потаенные секреты тех нескольких квадратных миль земли, где довелось родиться и жить, — но далеко не все. Не родился еще на свет человек, которому ведомы все тайны земли.

«Мне достался лучший из двух миров», — мысленно признался он. Именно из двух, ибо ни Андерсону, ни кому-либо другому Ламберт не открыл бы своей сокровенной тайны. С Филом его связывают особые узы. Эта связь никогда не казалась им странной, потому что существовала чуть ли не с самого момента рождения. Даже находясь вдали друг от друга, каждый знал, чем сейчас занят брат. Сами они не находили в этом ничего удивительного, воспринимая все как данность. Много лет спустя Ламберт прочитал в научных журналах об исследованиях идентичных близнецов. Статьи были полны высокопарных рассуждений о телепатических способностях пар, будто идентичные близнецы по сути дела являются одним человеком в двух телесных воплощениях.

Скорей всего, у них с Филом именно так все и обстояло, хотя замешана ли здесь телепатия? Об этом Ламберт даже не задумывался, пока в руки ему не попали те журналы. «Вряд ли это то же самое, что и телепатия, — думал он, покачиваясь туда-сюда. — Насколько я понимаю, телепатия — это намеренная передача и прием мысленных сообщений, а мы просто знали, где другой и чем он сейчас занят». И так было не только в юности — с той поры ничего не изменилось. Не то чтобы они постоянно воспринимали друг друга или состояли в контакте, но такое случалось довольно часто.

С той самой поры, когда Фил пешком ушел из дому, и по нынешний день Ламберт всегда знал, на каких планетах побывал брат и на каких летал кораблях. Он глазами Фила видел происходящее, разумом Фила оценивал события и даже знал названия всех мест, где побывал брат. Все это приходило не через слова; они не разговаривали друг с другом — ведь в этом не было никакой нужды. И хотя Фил ни разу не высказывал этого вслух, Ламберт не сомневался, что тот точно так же видит мир глазами брата. Даже во время приездов Фила они не обсуждали этот вопрос — для обоих это было органичной частью бытия, и не о чем тут говорить.

Ближе к вечеру к воротам подкатила потрепанная машина. Мотор несколько раз чихнул и заглох. Из машины с небольшой корзинкой в руках выбрался Джейк Хопкинс, живущий чуть выше по ручью. Подойдя к свободному креслу, он поставил корзинку на плиты, уселся и сказал:

— Кэти шлет каравай хлеба и ежевичный пирог. Это, почитай, последняя ежевика. Что-то нынче она не уродилась — лето выдалось чересчур засушливое.

— Сам я в этом году по ежевику почти не ходил; выбрался разок-другой, и все, — ответил Ламберт. — Самый лучший ежевичник находится во-он на том гребне, а склоны холма становятся с каждым годом все круче, готов присягнуть.

— Они становятся круче для каждого из нас, Эд. Ты да я изрядно пожили на этом свете.

— Поблагодари Кэти от моего имени. Никто не умеет так печь пироги, как она. Лично мне лень затевать хлопоты с пирогами, хотя я их просто обожаю. Разумеется, без стряпни не обойтись, но с выпечкой слишком много возни, да и времени уходит немало.

— Ты ничего не слыхал о новой твари, бегающей на холмах? — поинтересовался Хопкинс.

— По-моему, это очередная лесная байка, Джейк, — хмыкнул Ламберт. — Время от времени, пару раз в год, кто-нибудь начинает распускать подобные россказни. Помнишь слух о болотном чудовище в Милвилле? Газеты в Милуоки тут же его подхватили, и какой-то техасский охотник-спортсмен примчался со сворой собак. Он целых три дня блуждал по милвиллским болотам, лишился одной собаки из-за гремучей змеи — и что же? Ни разу в жизни, скажу я тебе, не встречал я более рассерженного человека. Он решил, что его просто-напросто провели. Да так оно, пожалуй, и было на самом деле. Ведь никакого чудовища не было и в помине. Вспомни множество слухов о медведях и пумах, а ведь в наших краях лет сорок как перевелись и медведи, и пумы. Несколько лет назад какой-то дурак распустил байку о гигантской змее толщиной в бочонок и тридцать футов длиной. За ней охотилась половина округа.

— Ну да, конечно, большинство этих рассказов — чистейший вымысел, но Калеб Джонс сказал мне, что один из его парней видел эту тварь. Бог знает, что это такое: по виду то ли обезьяна, то ли медведь, но на самом деле ни то и ни другое. Мохнатая, и никакой одежды. Калеб считает, что это снежный человек.

— Ну, по крайней мере, это кое-что новенькое. На моей памяти еще никто не видел здесь снежного человека, хотя с Западного побережья поступало множество подобных сообщений. Для появления снежного человека здесь потребовалось какое-то время.

— Просто один из них мог забрести на восток, — предположил Хопкинс.