Весь Мегрэ. Том 1

– Послушайте, господин Ле Клоаген, вы не можете не согласиться, что ваше поведение по меньшей мере необъяснимо. Вы богатый, умный человек. Были блестящим морским врачом и, как явствует из вашего послужного списка, далеко не трусом. И вдруг начинаете жить, как последний бедняк, вас запирают, словно стыдясь такого родственника, целые дни вы проводите, шатаясь по улицам и набережным. Чем вызвана подобная перемена? Почему вы перебрались из Сен-Рафаэля в Париж? Почему…

Ле Клоаген поднимает голову. Его светлые глаза излучают трагическое простодушие.

– Вы же знаете, я сумасшедший, – бормочет он.

– Вы, наверно, хотите сказать, что кое-кто – ваша жена, может быть, дочь – пытается убедить вас в этом?

Старик вздергивает голову. Упрямо, хотя и без запальчивости повторяет:

– Нет, я сумасшедший.

– Подумайте о серьезности того, что говорите. Если вы вправду сумасшедший, во что я не верю, вы вполне можете быть убийцей мадмуазель Жанны. Поведение сумасшедшего непредсказуемо. Вы находитесь у нее. У вас появляется мысль об убийстве. Вы совершаете его, затем рассудок возвращается к вам, вы ужасаетесь своему поступку и, чтобы отвести подозрения или просто услышав шаги на лестнице, запираетесь в кухне, а ключ бросаете в окно.

Ле Клоаген молчит.

– Не так ли все и произошло?

Мегрэ почти боится услышать «да», хотя это положило бы всему конец. Он добивается другого. Понадобилось три часа, чтобы одно слово пролило первый свет на эту историю.

– Я сумасшедший, но не убивал Жанну.

– Вы назвали ее Жанной? Значит, признаете, что между вами существовали достаточно близкие отношения! Ответьте вразумительно, кем она была для вас. Не стыдитесь – мы здесь привыкли ко всякого рода признаниям.

– Мне нечего сказать. Я очень, очень устал. И старик робко, стеснительно добавляет:

– Пить хочется.

Мегрэ еще раз выходит в соседний кабинет, возвращается с большим стаканом пива и смотрит, как запрокидывается голова Ле Клоагена, уровень жидкости понижается, а кадык ходит вверх и вниз.

– Где была ваша жена в воскресенье между одиннадцатью и четырьмя часами?

– Я не знал, что ее нет дома.

– Вы были заперты у себя в комнате?

Он не отвечает, только потупляет голову. Мегрэ дорого дал бы за минуту откровенности. Никогда еще ни с кем, – а через его кабинет на набережной Орфевр прошло немало людей! – он не испытывал такого ощущения тайны. Комиссар наливается гневом и негодованием. На мгновение кровь так ударяет ему в голову, что он, кажется, способен…

– Ну вот что, Ле Клоаген, вы, надеюсь, не станете утверждать, что ничего не знаете, даже того, почему вас запирают как прокаженного…

– Потому что я сумасшедший.

– Сумасшедшие в этом не сознаются.

– И все-таки я сумасшедший, но я не убивал, господин комиссар. Я не сделал ничего плохого. Клянусь, вы не правы.

– Тогда говорите, черт побери!

– Что я должен сказать?

Либо это самый глупый человек на свете, либо…

– Посмотрите мне в глаза. Здесь, у меня на столе, постановление о вашем аресте. Если ваши ответы не удовлетворят меня, я могу сегодня же отправить вас ночевать в предвариловку.

И тут происходит нечто ошеломляющее. Вместо того чтобы испугаться, старик приободряется. Весь его облик как бы говорит, что перспектива угодить за решетку кажется ему приятной.

Неужели надежда избавиться от тирании двух женщин…

– Почему вы покорно позволяете третировать себя? Между нами, мужчинами, вы – притча во языцех для ваших соседей: одни вас презирают, другие жалеют.

– Моя жена ухаживает за мной…

– Заставляя вас зимой и летом щеголять в пальто, которое клошар – и тот не наденет? Не давая вам денег на табак? Вчера один из инспекторов заметил, как вы, словно последний нищий, подобрали на улице окурок. А у вас двести тысяч франков ренты!

Старик не отвечает. Мегрэ наливается бешенством.

– Вас запирают в самой темной, самой убогой из комнат. Вас нрячут от гостей как что-то постыдное, грязное…

– Уверяю вас, она ухаживает за мной.

– Вы хотите сказать, что ваши жена и дочь не дают вам околеть? Вы прекрасно знаете – почему. Когда признательность побудила аргентинского скотовода назначить вам ренту, он – быть может, случайно – оформил документ так, что после вашей смерти вашим наследникам ничего не достанется. Пенсия в двести тысяч выплачивается лично вам, исключительно вам, не правда ли, господин Ле Клоаген? И вы прекрасно знаете, почему за вами ухаживают, как вы изволили выразиться.

Неужели этот человек вправду святой?

– Клянусь вам, господин комиссар…

– Хватит! Не выводите меня из терпения. Я вас еще не беру под стражу. Надеюсь, поразмыслив, вы поймете, что самое лучшее – сказать всю правду… Люкас! Люкас!

Люкас, вбежавший в кабинет, видит, что шеф весь в поту и с трудом сдерживается.

– Пригласите госпожу Ле Клоаген.

И вот руки старика дрожат, лоб снова покрывается мерзкой испариной страха. Уж не бьют ли его эти ведьмы?