Весь Мегрэ. Том 3

— Комиссар Мегрэ… Я вот по какому поводу, мэтр. В ходе расследования дела об убийстве я получил ордер на задержание одного из ваших клиентов, Луи Маоссье… Утром я пытался задать ему несколько вопросов, но безрезультатно… Он не желает говорить без вас, а я не вижу оснований ему отказывать… Вы могли бы прийти ко мне в кабинет к четырем часам?

— Это невозможно — в три у меня выступление в суде… Но если вас устроит пять часов…

— Договорились на пять.

Едва Мегрэ положил трубку на рычаг, Торранс принес довольно тощую папку с делом 1946 года об убийстве Нины Лассав. Сначала комиссар снял пиджак, затем раскурил новую трубку и лишь потом взялся за документы.

Первым лежало заявление консьержки в районный комиссариат о том, что, поскольку жилица не вышла из квартиры до двух часов дня, тогда как накануне вернулась рано, она постучала в дверь квартиры. Дверь была приоткрыта, и консьержка вошла.

В комнате — полный порядок. В ящиках никто не рылся. В спальне тоже все на своих местах. Бедняжка лежала на кровати совершенно голая, и изо рта у нее высовывался язык. А мертвые глаза смотрели в потолок…

Далее следовал протокол, подписанный комиссаром полиции по фамилии Майфе, выехавшим на место происшествия вместе с ажаном Пату. Он обнаружил труп в том положении, как описывала консьержка. Одежда, в том числе платье из набивной ткани, лежала на стуле, рядом с кроватью.

Похоже, мотивом убийства было не ограбление.

Кроме того, учитывая наготу жертвы, она близко знала убийцу, поскольку даже не пыталась прикрыться и позволила ему подойти к ней вплотную…

Комиссар из районного комиссариата позвонил из спальни в уголовную полицию. Комиссар Пьедбёф сообщил, что немедленно выезжает, велел ни к чему не прикасаться и попросил позвонить в прокуратуру.

Если Мегрэ не подводила память, Пьедбёфу тогда было что-то около пятидесяти пяти. Это был хороший профессионал, который не покупался на вранье. Он был скорее грубым и легко терял терпение.

С ним выехали двое инспекторов, один из которых до сих пор работал в службе общей информации.

Рапорт Пьедбёфа был довольно длинным, к нему прилагался план квартиры.

«Вещи во всех помещениях находятся на своих местах, в сумочке убитой, лежащей на видном месте на ночном столике, мною найдены триста франков…»

Далее в деле лежал отчет прокуратуры о выезде на место происшествия — как всегда, чистая формальность.

К рапорту комиссара прилагались еще два заключения, а также несколько фотографий Нины в том виде, в каком ее нашли. Первый был составлен Мерсом. В нем говорилось, что экспертам не удалось обнаружить отпечатки пальцев. Единственные найденные в квартире отпечатки принадлежат убитой, а на дверной ручке — консьержке.

Мегрэ делал заметки.

Следующее заключение было подписано человеком, с которым Мегрэ долго работал и который, к сожалению, умер, — доктором Полем, судмедэкспертом и известным любителем вкусно поесть.

В более специальных терминах он излагал, что смерть наступила в результате удушения. На шее молодой женщины были ясно видны следы пальцев убийцы. У того были необычайно сильные руки.

Немногочисленные жильцы дома были допрошены, никто ничего не слышал. Никто не встречал на лестнице подозрительных субъектов.

«— К Нине Лассав ходило много гостей?

— Нет.

— Но ведь кого-то она принимала регулярно?

— Двух мужчин.

— Вместе?

— Нет, поврозь. Высокий приходил в середине дня… Второй заходил за ней вечером. Они уходили вместе. Уж не знаю, где они бывали, но однажды днём, точнее, вечером видела их на террасе „Сирано“…

— Который из двоих появился раньше?

— Вечерний… А другой, наверное, месяца за два до ее смерти…

— Вы не встречали того или другого на лестнице в день убийства?..

— По правде говоря, я вообще не выходила из квартиры до шести вечера…»

Другие жильцы знали и того меньше. Один из них, пожилой холостяк, работник банка на Больших бульварах, уходил из дома в восемь утра и возвращался в девять вечера.

«Я вообще не знал о существовании этой женщины, а уж тем более о бесконечной веренице любовников, ходивших к ней…»

Маоссье нашли благодаря консьержке. Однажды днем он приезжал на фургончике с надписью «Лесаж и Жело, покрасочные работы, бульвар Батиньоль».