Весь Мегрэ. Том 3

Мегрэ взглянул на неподвижную женщину, на побледневшего адвоката, на чиновника, который еще не успел сообразить, какое выражение лица ему принять.

Мегрэ ограничился тем, что произнес:

— Надеюсь, я вам больше не нужен, господин следователь?

Больше он ничего не сказал, направляясь по длинному коридору к маленькой двери, ведущей в уголовную полицию.

Может быть, если бы допрос происходил там, в его кабинете, все кончилось бы иначе?

Но зато Полет Ляшом созналась по всем правилам.

Ее муж умер тоже по всем правилам.

Кто знает, может быть, для того и для другого лучше, что так кончилось?

А теперь остались только три старика в доме на набережной де-ля-Гар, и последний потомок Ляшомов 1817 года находится в интернате колледжа.

Не успел Мегрэ войти в свой кабинет, как Люка выскочил из соседней комнаты, явно собираясь что-то спросить.

А комиссар уже снял телефонную трубку и набирал номер телефона Вероники Ляшом.

Она-то, прежде чем принять решение, имела право узнать обо всем.

Признания Мегрэ

Глава 1

Рисовый пудинг мадам Пардон

Служанка только что поставила на середину круглого стола рисовый пудинг, и Мегрэ постарался принять удивленный и вместе с тем восхищенный вид, а мадам Пардон, покраснев, лукаво посмотрела на него.

Это был уже четвертый рисовый пудинг за те четыре года, что у супругов Мегрэ вошло в привычку обедать раз в месяц у Пардонов, а потом, две недели спустя, приглашать их к себе, на бульвар Ришар-Ленуар, где мадам Мегрэ, в свою очередь, изощрялась в кулинарном искусстве.

Через пять или шесть месяцев после первого появления четы Мегрэ в этой семье мадам Пардон подала рисовый пудинг. Комиссар два раза брал себе добавочную порцию и сказал, что это блюдо напомнило ему детство и что вот уже сорок лет, как он не ел ничего более вкусного.

С тех пор в конце каждого обеда у Пардонов в их новой квартире на бульваре Вольтера неизменно подавался залитый сладким кремом пудинг, который соответствовал приятному, спокойному и в то же время несколько пресному характеру этих встреч.

Ни у Мегрэ, ни у его жены не было родственников в Париже, поэтому им не приходилось бывать на семейных торжествах у сестер или братьев, а обеды у Пардонов напоминали им визиты к тетушкам и дядюшкам в детские годы.

В этот вечер вместе с ними обедала и дочь Пардонов, Алиса, с мужем; она вышла замуж год назад, а супруги Мегрэ знали ее, когда она еще училась в лицее. Алиса была на восьмом месяце беременности. Лицо ее заметно изменилось, нос и щеки покрылись коричневыми пятнами. Молодой супруг все время следил, как бы она не съела чего-нибудь недозволенного.

Мегрэ только что собрался еще раз сказать хозяйке, насколько ей удался рисовый пудинг, как вдруг зазвонил телефон, уже в третий раз за время трапезы. В доме врача к этому привыкли. Начиная ужин, присутствующие каждый раз в шутку загадывали, удастся ли доктору Пардону, практикующему в этом квартале, спокойно досидеть до десерта, или его вызовут к пациенту.

Телефон стоял на столике, над которым висело зеркало. Пардон, с салфеткой в руке, схватил трубку:

— Алло! Доктор Пардон у телефона…

Все разом смолкли, глядя на него, и вдруг раздался такой пронзительный голос, от которого даже загудело в телефонной трубке. Никто, кроме доктора, не мог уловить смысла слов. Это походило на звуки, издаваемые проигрывателем, если пластинку поставить на большее количество оборотов.

Мегрэ, однако, нахмурился. Комиссар сразу заметил, что лицо его друга вдруг стало озабоченным, выразило какое-то смущение.

— Да… Я вас слушаю, мадам Крюгер… Да…

Женщина на другом конце провода не нуждалась в поощрении. Она и так говорила без умолку. Звуки налетали один на другой, производя на сидевших за столом впечатление непонятной, но патетической молитвы.

На лице врача отразились все оттенки разыгравшейся где-то драмы. Еще за несколько минут до этого он чувствовал себя легко и свободно, улыбаясь, следил за сценкой с рисовым пудингом, но теперь, казалось, был очень далеко от мирной буржуазной столовой.

— Я понимаю, мадам Крюгер… Да, я знаю… Если это может вам помочь, я готов приехать…

Мадам Пардон бросила на супругов Мегрэ взгляд, означавший:

«Ну, вот, еще один обед придется заканчивать без него…»

На этот раз она ошиблась. Голос в трубке раздавался по-прежнему, а в репликах доктора чувствовалось еще большее смущение.

— Да… Конечно… Попытайтесь их уложить…

Видно было, что Пардон обескуражен, растерян…

— Я знаю… Знаю… Но больше ничего не могу сделать…

За столом все перестали есть. Никто не произносил ни слова.

— Поймите же, что если это будет продолжаться, вы тоже…

Доктор вздохнул и провел рукой по лбу. В сорок пять лет он был уже почти лысый.

Наконец, словно уступив тягостной необходимости, он усталым голосом произнес:

— Дайте ему одну розовую пилюлю… Нет… Только одну! Если через полчаса она не подействует…

Сидевшие за столом почувствовали, что женщина на другом конце провода немного успокоилась.

— Я весь вечер буду дома… Доброй ночи, мадам Крюгер…