Весь Мегрэ. Том 3

В этот день он не поехал ни в Ниор, ни в Фонтенэ, потому что Комелио непременно узнал бы об этом и строго призвал бы его к порядку.

По правилам ему запрещалось даже самое невинное вмешательство в следствие за пределами Парижа.

Даже то, что он позвонил доктору Лиорану, который жил на улице Рабле в Фонтенэ-ле-Конт и которого он когда-то встречал в этом городе, было нарушением правил.

— Говорит Мегрэ. Вы меня помните, доктор?

Ему ответили холодно, осторожно, и он сразу сильно встревожился.

— Я позволю себе, как частное лицо, попросить у вас одну справку.

— Слушаю вас.

— Мне хотелось бы знать, не был ли Мартен Дюше одним из ваших пациентов?

Молчание.

— Я думаю, вы не нарушите профессиональной тайны, если…

— Случалось, что он заходил ко мне.

— Он был серьезно болен?

— К сожалению, я не могу вам ответить.

— Минутку, доктор… Не сердитесь на меня за то, что я настаиваю… Дело, может быть, идет о жизни человека… Я узнал, что Дюше случалось внезапно останавливаться на улице или еще где-нибудь, как если бы он страдал грудной жабой.

— Вам говорил об этом какой-нибудь врач? Если да, то ему не следовало бы…

— Это был не врач.

— В таком случае это только праздные разговоры.

— Вы не можете мне сказать, была ли в опасности его жизнь?

— Мне совершенно нечего сказать. Я сожалею, комиссар, но меня ждут человек десять пациентов…

Потом Мегрэ говорил с ним еще раз, и так же безуспешно, иногда ездил в Ниор и в Фонтенэ, в промежутке от прибытия до ухода поезда, тайком от Комелио и даже от Уголовной полиции.

Глава 6

Старик, страдающий бессонницей

Редко весна бывала такой сияющей; газеты наперебой сообщали о рекордах жары и засухи. И никогда еще Мегрэ не приходил на набережную Орфевр таким мрачным и раздражительным. Те из его коллег, которые не были и в курсе дела, с беспокойством спрашивали о здоровье его жены.

Комелио взял на себя инициативу ведения дела. Следуя букве закона, он как бы похитил Жоссе, и у комиссара даже не было возможности поговорить с фабрикантом медикаментов.

Каждый день или почти ежедневно Жоссе водили из тюрьмы Сантэ в кабинет судебного следователя где его ждал адвокат, мэтр Ленэн.

Это был неудачный выбор, и если бы Мегрэ имел возможность, он отсоветовал бы Жоссе приглашать его. Ленэн был одной из звезд адвокатуры, специалист по громким уголовным процессам, и если он брал на себя нашумевшее дело, его имя занимало в газетах больше места, чем имя какой-нибудь звезды экрана.

Репортеры ждали его почти ежедневных заявлений, его метких словечек, порой довольно жестоких, и потому что он два или три раза добился оправданий, которые считались невероятными, его называли адвокатом безнадежных дел.

После этих допросов Мегрэ получал от Комелио неожиданные приказания, чаще всего без объяснений: разыскать свидетелей, проверить что-нибудь — работа тем более скучная, что она, по-видимому, была лишь отдаленно связана с преступлением на улице Лопер.

Судебный следователь поступал так не из личной неприязни к Мегрэ, и если Комелио никогда не доверял комиссару и его методам, это происходило из-за того, что их точки зрения были в корне противоположны.

Не сводилось ли это, в сущности, к их принадлежности к разным социальным слоям? Хотя окружающий мир беспрерывно изменялся, судебный следователь оставался человеком определенной среды. Его покойный дед был президентом Третьей Палаты в Париже, отец и теперь еще заседал в Государственном Совете, а дядя представлял Францию в Хельсинки.

Сам он готовился к службе в Финансовой инспекции и только после того, как провалился на экзамене, переключился на судебное ведомство.

Он был человеком своего круга, приверженцем своих привычек, своих жизненных правил и даже особенностей своей речи.

Казалось бы, что опыт, ежедневно приобретаемый им во Дворце правосудия, должен был повлиять на него, но этот опыт ничему его не научил, и взгляды его среды неизменно оказывали на него решающее влияние.

В его глазах Жоссе был подозрительной личностью, если не преступником от рождения. Разве не втерся он обманным путем, при помощи предосудительной связи, а потом неравного брака, в среду, к которой не принадлежал? Разве его связь с Аннет и обещание жениться на ней не подтверждали этого мнения?

Напротив, отец девушки, Мартен Дюше, который покончил самоубийством, только бы не жить опозоренным, в представлении сурового Комелио и в соответствии с традиционными взглядами был типичным честным служакой, скромным, незаметным, который никак не мог утешиться после смерти своей жены.

Правда, он позволил себе напиться в тот вечер на улице Коленкур, но Комелио отмахивался от этого факта, по его словам, не имеющего значения, тогда как в глазах комиссара это была очень важная деталь.

Мегрэ мог бы поклясться, что отец Аннет был болен, давно страдал неизлечимой болезнью.

А его достоинство, не основывалось ли оно главным образом на гордости?

Он вернулся в Фонтенэ обесчещенным, стыдясь в глубине души своего вчерашнего поведения, и вместо того, чтобы обрести мир и тишину, уже на перроне вокзала столкнулся с журналистом и фотографом.