Весь Пол Андерсон в одном томе

— Меркурий, — толстый торговец в грязном халате поучительно поднял палец, — это древнеримский бог торговли, азартных игр и… ja, воровства.

Перевод с английского А. Пчелинцева

Небольшой урок

расового самосознания

(рассказ)

Адзель любит разглагольствовать насчет подарков судьбы, которые имеют обыкновение скрываться под личиной напасти. На этот раз такой вот подарочек скрывался как-то особенно уж ловко. Правду говоря, Саймон Снайдер ошарашил меня, как дубиной по балде.

Я упорно грыз провербиальный гранит, никого не трогал, а тут вдруг заверещал телефон. Неожиданный звук буквально выдернул меня из кресла — я ведь велел аппарату пропускать звонки человек десяти, не больше, а всем этим избранным подробно объяснил, что не надо беспокоить меня по поводам менее срочным, чем, скажем, невесть откуда взявшийся астероид, идущий в лобовую атаку на Землю.

Дело в том, что вскоре мне предстояли предварительные экзамены в Академию. Нет, не вступительные экзамены, до тех еще целый год, а экзамены, по результатам которых решат, стоит допускать меня до экзаменов или не стоит. И не приходится обижаться на Братство — жизнь такая. Свободных коек в космосе всегда очень мало, и на каждую из них — добрая сотня претендентов, полных юного энтузиазма. Те девяносто девять, которых отсеивают… ну что ж, по большей части они пристраиваются в какую-нибудь компанию, которая, может быть, когда-нибудь пошлет их работать куда-нибудь за пределы нашей системы. А если нет — преисполняются мрачной решимости и начинают копить деньги на развлекательный космический круиз.

Иногда — чаще всего это бывает ночью, когда летишь над океаном, вдали от городского сияния — посмотришь вверх на звезды, и сердце прямо готово разорваться. А уж на Луне… последний раз я летал туда несколько месяцев назад — это был мне такой подарок на шестнадцатый день рождения — так у меня слезы даже потекли, какое там небо.

А сейчас я тормозил на тензорном анализе. Представляю себе, в какую тоску впал бы компьютер Образовательного Центра, раз за разом выдавая мне на экран одно и то же, обладай он человеческими эмоциями. Может, потому их в него и не заложили, эмоции эти самые?

— Мастер Снайдер, — возгласил телефон.

Отказываться от разговора со своим куратором как-то не принято: его — или ее — мнение может оказаться решающим, когда тебя будут оценивать, как потенциального студента Академии — да и любого серьезного заведения.

— Принимаю, — торопливо выпалил я и добавил, когда на экране появилось худое лицо: — Здравствуйте, сэр.

— Здравствуй, Джим, — сказал Снайдер. — Как дела?

— Вот, очень занят, — тонко намекнул я.

— Да уж. Такой ты, значит, настойчивый и трудолюбивый, что ли? Все показатели показывают, что такой работой ты себя и в гроб загнать можешь. Сменить занятие, сбавить темп — вот что тебе нужно. Даже необходимо.

Ну откуда, спрашивается, взялись по нашу душу специалисты, берущие на себя смелость распоряжаться твоей жизнью на основании твоего психопрофиля и своих шибко умственных теорий? Будь я подмастерьем кого-нибудь из торговцев Торгово-технической Лиги, плевал бы он с высокой колокольни на «оптимальную стратегию» моего развития. Он просто сказал бы мне: «Чинг, сделай то», или «Чинг, выучи се», а не получится у меня, так сразу я никакой не подмастерье, а свободный праздношатающийся гражданин, либо даже труп — ведь говорили бы мы с ним в далеком, незнакомом мире, среди чужих звезд. Звезд, понимаете?

Только к чему зря мечтать? Подмастерьев у Лиги меньше, чем волос у нейтрона, и почти все вакансии заполняются родственниками (это не столько грубая, примитивная семейственность, сколько глубокая вера, что родственник человека, умеющего выживать, имеет больше шансов выжить, чем случайно выбранный наземный малец). Так что я — самый заурядный студент, старающийся получить место в Академии, а буде такое удастся — окончить ее, поступить на службу и, может быть, дорасти в конце концов до капитана.

— Говоря откровенно, — продолжал Саймон Снайдер, — меня крайне беспокоит твое безразличие ко внеучебным занятиям. Такое безразличие очень опасно для растущей личности.

Вот я и придумал некое мероприятие, вполне для тебя подходящее. К тому же это не просто забава, а настоящее дело, выполнение которого принесет честь и славу… — тут он улыбнулся, притворяясь, что притворяется, — всему образовательному комплексу мегаполиса Сан-Франциско.

— Времени нету! — взвыл я.

— Есть, и сколько угодно. Нельзя же учиться двадцать четыре часа в сутки, даже если врач разрешит глотать стимулянты. Мозги от такого киснут. Делу, конечно, время, потехе час, только где же у тебя хоть час-то этот? Кроме того, Джим, здесь есть очень серьезное обстоятельство. Мне бы хотелось при обсуждении кандидатур с чистым сердцем упомянуть о твоем альтруизме, а не только о технических способностях.

Я обреченно расслабился, позволил креслу тоже расслабиться вокруг моего тела, и произнес радостным — во всяком случае, я на это надеялся — голосом: