Весь сантехник в одной стопке (сборник)

В понедельник он собрался назад. Пришлось идти, прощаться. Странная сложилась диспозиция. Он садится в машину, снова выходит, мнётся. То обнимет Катю, то поцелует. Пока они тетёшатся, похожи на супругов. Но стоит ему сесть за руль, мы с ней оказываемся на крыльце вдвоём, и как-то ему не спокойно. Я решил проявить сочувствие. Взмахнул рукой на прощание, вернулся в дом. Подглядывал из-за занавески – больше они не целовались. Просто прекрасно.

Катя клёвая

* * *

В её красивом холодильнике вегетарианский рай. Всё разноцветное, с листиками, веточками, завтрак молодой козы. Она крошит флору в стеклянную миску, поливает из бутылочек вязкими соусами и ест.

То ли дело мы с холодильником ЗиЛ. Наш ассортимент – сама брутальность. Вкусно, просто, нажористо. Я закупаю лучшее, что создано целлюлозными комбинатами для холостяков. Сосиски, пельмени, замороженные пиццы, котлеты с высоким содержанием фарша. На упаковке написано, в рыбных палочках процент окуня достигает тридцати пяти. Остальное, конечно, живые витамины. Ну и майонез, душа русской кулинарии.

По утрам мы обмениваемся любезностями.

– Судя по вашей тарелке, Катя, лето выдалось дождливым. Покосы не удались. На въезде в посёлок, я заметил, растут бурьян, лебеда и белладонна. Не думали разнообразить рацион?

– Спасибо, у меня строгая рецептура. А вам бы хорошо пельмени посыпать какой-нибудь оплёткой от проводов. Там бывают прикольные расцветки. Потому что теперешний их цвет может перейти на лицо. И все подумают, будто вы питаетесь жёваной газетой.

– Ну что вы, Катя, провода в пельмени…. Я их жру целиком. А вам, хотите, принесу берёзовой коры? Местные зайцы утверждают, это объедение.

– Премного благодарна.

– И вам спасибо.

– На здоровье.

– Приходите ещё.

Она мыла посуду в машине. Я – руками. Идиллия, в общем.

После завтрака она ходит по полям, лесам и пляжам. Она сама отчасти растение, ей для цветения нужны воздух и солнце. Возвращается, расстилает коврик и ну вязать из ручек-ножек нелепые узлы. Я в детстве читал «Камасутру», в ней и половины нет такой красоты, как у Кати в дни йоги. Разве что советская художественная гимнастика могла бы с ней конкурировать. В общем, иногда я спускался очень тихо и наблюдал. Она говорила:

– Подглядывать нехорошо! Садитесь и смотрите.

Я садился и смотрел. Мы оба знали, что она прекрасна.

Месть

* * *

Позвонила Люся:

– Можно поздравить с покупкой?

– Конечно. Если скажешь с какой, порадуемся вместе.

– Не прикидывайся. Дети рассказали.

– А, ну хорошо. Спасибо. И, главное, всего десять латов. А морозит как сумасшедший.

– Как же бесит твоя манера придуриваться! Свиридов, ты купил дом. Чтобы разрешить детям в нём жить, я должна его осмотреть! Надеюсь, это не сарай какой-нибудь. Как бы то ни было, я должна знать, где будут ночевать мои цыплятки.

– Цыплятки ночуют на жёрдочке. У каждой отдельная спальня. И ничего я не купил. Арендовал…

– Не важно. Пожалуйста, найди для меня время.

Жизнь хорошеет с каждым днём. Дети трезвонят, что я разбогател и скупаю дома с башнями. Лет десять после общения с Люсей не бывало у меня такого прекрасного настроения.

Я предупредил Катю, что она нагрянет. Катя обещала спрятаться.

– Конечно-конечно, вы меня даже не заметите. Воркуйте сколько влезет. Я знаю, как это у бывших. На люстре, на рояле, под роялем…

– Тут нет рояля!

– Вам купить рояль?

– Спасибо. Она только посмотрит. И всё.

– Понимаю-понимаю. Считайте, я уже растворилась вдали. В Дали. Художник такой. Шучу. Клянусь, я вам не помешаю.

Люся вышла из машины, посмотрела строго.

– Что ж. Вижу, ты взялся за ум. Даже странно. При мне почему-то тебе нравилось сидеть в «…»

Тут Люся употребила выражение, которое я не могу привести. Первую мою книгу Маша носила учительнице по литературе. А там на 273-й странице такое, что до сих пор неудобно перед русской филологией. Тогда же я дал обещание никогда больше не выражаться в печатном виде. Поэтому:

– «…», – сказала Люся и твёрдой походкой прошла внутрь.

Мы вошли в гостиную и несколько оторопели, оба. В кресле, забросив прекрасные ноги на белый подлокотник, полулежала Катя. Улыбалась наивно, хлопала ресницами. Её трусы и майка смотрелись очень по-домашнему. Для меня она никогда так красиво не наряжалась. А для Люси – пожалуйста.

Не было надежды, что Катя чего-то напутала. Чтобы поддразнить Люсю, хватило бы пробежки по кухне в чём-нибудь незастёгнутом. Но у Кати свои представления о перфомансах. Она всё-таки художник.

– Севочка, что ж ты не предупредил! Какие гости! – сказала она. Театральный институт не прошёл даром. Восторг совсем как настоящий. Она поднялась, движением опытной кухарки вытерла руку о трусы, пошла здороваться.

– Вот, Люда, это Катя, бывшая хозяйка дома.

Я особо подчеркнул слово «бывшая».

– Да-да-да! Бывшая одинокая, теперь счастливая. Потому что у дома появился хозяин. Теперь мы с Севой вместе. Он такой ответственный. Всё тут делает. Удивительный просто. Повелитель молотка и газонокосилки…

– А это Людмила, моя тоже бывшая… В другом смысле… – сказал я.