Весь сантехник в одной стопке

Во втором отделении кричу с толпой «ого-го». Просили не перекрикивать толпу.

Хотел влюбиться в молодую актрису из Петрозаводска, но было жарко, плюнул.

Дурная какая-то жара. Как в Вавилоне за день до финала.

* * *

Вот что я вам скажу, дорогие мои неосторожные читатели, необдуманно раскрывшие эту книжку. Далеко-далеко от вас, в краю, где комары ростом с ворону, где названия деревень всегда из двух слов и второе слово – «болото», где ландыш пахнет сероводородом, а лягушки пожрали соловьёв, там мы с Эдиком строим пятизвёздочный отель. Для гипотетических саксонских пенсионеров, которым мало баскервильских и подавай ещё курляндских трясин.

Деревня называется «Монастырское болото». Это если ехать от «Синего болота», поворачиваете на «Ведьмино болото», не доезжая «Кошачьего болота», справа грустим мы и наш отель.

Цивилизация в деревне представлена ларьком, в нём много пива и три продавщицы.

Одна миленькая, другие две – как из рекламы стирального порошка, с безумием в глазах – зачем вы льёте на меня кетчуп-вино-варенье-гуталин?!

Население города – триста одноногих алкоголиков из санатория для одноногих алкоголиков.

Живёт ещё двуногая девушка, очень красивая, одна на весь город. Ноги, кстати, очень удачные. Даже если их поставить рядом, а не как обычно, левую прятать за правую – всё равно удачные.

То есть, она может себе позволить не подгибать, не выставлять вперёд, носок не выворачивать за угол – вы и сами знаете триста способов придать ногам форму, как у Милы Йовович. Согласитесь, редкой красоты девушка.

И вот, пятки вместе, носки врозь, каждое утро она стоит на остановке под берёзой, и мы когда-нибудь обязательно притормозим спросить, не для нас ли так печальны её глаза и так беззащитны эти наивные колени.

Видите, товарищи, у меня проблемы со смыслом. Он ускользает. Я хотел рассказать, как нам с Эдиком, мирным сантехникам, нечего жрать, а сам срываюсь на истории про женские ноги.

Так вот, про еду.

Мы весь ларёк уже перепробовали.

Первую неделю лопали лапшу, надоело. Восемь дней грызли курицу-гриль. Потом в районе иссякли куры, остались колбаса-кефир, затем пирожки. Необычные пирожки. Если его разломить, вырвется запах мяса и улетит в небо, останется просто тесто.

Потом мы познали паштет. В ларьке есть два вида. Эдик предпочитает коричневый, со вкусными Е250, Е314 и Е320. И эмульгатора чтоб побольше.

А я беру серый, с Е357, он кислинку придаёт. И с бензонатом натрия, чтоб нажористей.

Кроме того, на моём написано «содержание говяжьей печени достигает 31 %», а на Эдиковом паштете мясо вовсе не упомянуто, значит, он из пищевого картона, а я от такого икаю.

Вам не приходило в голову, что силу изжоги следует измерять в килотоннах, как атомные бомбы? У меня сейчас примерно 300 кт, а я всё равно про ноги думаю. Потому что тягу к прекрасному во мне никакими атомными пирожками не перешибить.

* * *

В октябре я особенно понимаю, зачем женщины моются. Во-первых, это тепло. Мероприятие пахнет шампунем и красиво освещено. Ничем не занят, при этом как бы занят. И без ограничений можно смотреть на голых женщин в ванной. На них всегда приятно смотреть, даже если они – это ты сам. В смысле, сама. И всё это лёжа, а не бегом по лестнице с роялем на спине.

Женщин много, ванных мало, поэтому у нас постоянно дежурит очередь нуждающихся мужчин. Особенно в октябре. За окном листопад, тряпьё белеет неглаженой Джомолунгмой, уроки разбросаны по кухне, и повсюду скачут спортивные отцы и коты. Октябрь.

А недавно кот обучился лапой открывать ворота. Ренегат. Ему страшно, видите ли, стало за мочевой пузырёк. С тех пор я скачу соло. Я тоже люблю свой пузырёк и к 39-ти неплохо навострился открывать лапой многое. Даже лучше всех котов на свете. А эта дверь недавно была вовсе сломана, только я один умел ей управлять. На остальных она падала.

О! Совсем недавно она была общительной, юмористической дверью прекрасной дальнобойности. От неё было не скрыться. Она бесшумно набирала скорость и обрушивала всю свою иронию на посетителя. Лежачий в ванной человек мог ещё ловко нырнуть, а с унитаза бежать было некуда.

Починить её меня принудили женские сепаратисты. Ведь кто контролирует дверь в туалет, тот в семье и Уго Чавес. И они меня свергли. Теперь там исправная дверь без изюминки. И горькая несправедливость: если её отворяет кот, он умница и плюша. А если я, то выйди немедленно, наглец и как не стыдно.

Но в среду кот поплатился. Въезжает он в ванну, как себе в гараж, там Маша моется. И стал на примере девочки изучать технику заныров. Прежде Маша служила в ванной Мобидиком, а от кота в ней проснулся Ктулху. Из воды, словно опасные деревья, выросли руки, хвать кота и на дно волокут.

Кот пальцами вцепился в край ванны, стал кричать, что коты не потеют и лично он, кот Чемодан, совсем ещё новый и мыться не желает даже за сто рублей. Он орал страшным голосом, как умеют только ночные дети и молодые паровозы.

Маша женщина неопытная, доверилась, щупальцы разжала.