Весь Шерлок Холмс

– Я ведь уже объяснял вам: все, что выходит за рамки обычного, скорее помогает, чем мешает расследованию. Решая подобные загадки, очень важно уметь заглянуть в прошлое. Это весьма полезное и вовсе не такое уж сложное умение; жаль, что люди не придают ему должного значения. В повседневной жизни важнее думать о будущем, поэтому-то у нас и не развита способность осмыслять прошлое. Из пятидесяти человек сорок девять мыслят синтетически и лишь один – аналитически.

– Простите, я не совсем понимаю вас.

– Это неудивительно. Попробую выразиться ясней. Большинство людей, если вы изложите им последовательность событий, сумеют предсказать результат. Они в состоянии сопоставить факты и сообразить, что из них вытекает. Но только очень немногие, зная результат, способны на основании интуиции развернуть цепочку вспять и догадаться, какие события привели к этому результату. Вот это я и называю умением заглянуть в прошлое, или аналитическим мышлением.

– Понимаю, – сказал я.

– Мы столкнулись с делом, в котором был известен результат, все остальное нам предстояло выяснить самостоятельно. Позвольте мне продемонстрировать вам, как развивалась моя мысль. Начнем сначала. К дому, как вы помните, я предпочел подойти пешком, не строя заранее никаких предположений. Естественно, сперва я осмотрел дорогу и, как вы уже знаете, увидел на ней четкую колею от колес кеба. В результате опроса свидетелей выяснилось, что кеб мог приехать туда только ночью. По ширине колеи я определил, что это был именно кеб, а не частный экипаж: извозчичий гроулер[38] имеет гораздо более узкий зазор между колесами, чем господский брогам[39]

.

Это было первое звено. Потом я медленно прошел вдоль дорожки палисада – к счастью, глинистой; на ней следы отпечатываются гораздо четче. Вам она, несомненно, представлялась просто грязным месивом, но моему опытному взгляду каждый след на ее поверхности был внятен. Для сыщика нет ничего важнее, чем умение читать следы. Увы, именно это умение у нас совершенно игнорируют. К счастью, я всегда придавал ему особое значение и много этим занимался, так что чтение следов стало моей второй натурой. Поверх всего я увидел глубокие отпечатки ботинок констебля, но разглядел также и следы двух ранее проходивших по дорожке мужчин. О том, что они побывали там первыми, я догадался сразу: местами их следы были полностью затоптаны. Так прояснилось второе звено. Теперь я знал, что ночных посетителей было двое: один – очень высокого роста (это я определил по длине шага), другой модно одетый – отпечатки его подошв были узкими и изящными.

Войдя в дом, я получил подтверждение этой последней догадки: человек в элегантных туфлях лежал передо мной. Значит, убийство – если действительно имело место убийство – совершил высокий мужчина. На теле не оказалось никаких ран, но ужас, запечатлевшийся на лице убитого, не вызывал сомнений, что участь свою он провидел до того, как она настигла его. У людей, умирающих от разрыва сердца или по иной внезапной естественной причине, лица никогда не бывают искажены. На губах покойного я учуял слабый кисловатый запах и пришел к выводу, что его заставили принять яд. То, что заставили, я понял по выражению страха и ненависти на его лице. Это же подтверждалось и методом исключения: никакие другие предположения не сообразовывались с имеющимися фактами. Не думайте, что подобный метод убийства – нечто неслыханное. В анналах криминалистики имеются примеры принуждения к принятию яда. Любой токсиколог сразу же вспомнит, скажем, дело Дольского из Одессы или Летюрье из Монпелье.

Затем передо мной встал самый существенный вопрос – каков мотив преступления? Ограбление исключалось, поскольку у убитого, судя по всему, ничего не пропало. Тогда, может быть, политика? Или женщина? Этот вопрос предстояло решить. Поначалу я склонялся к последней гипотезе. Люди, совершающие убийства по политическим мотивам, быстро делают свое дело и убегают. В нашем же случае, напротив, все совершилось без всякой спешки: преступник повсюду оставил следы, значит, пробыл в комнате довольно долго. Это больше похоже на обдуманную месть – следовательно, мотив преступления скорее не политический, а личный. Обнаружив надпись на стене, я укрепился в своем предположении. Больно уж откровенно это походило на попытку запутать следы. Когда же нашли кольцо, все сомнения у меня и вовсе отпали. Убийца явно использовал его, чтобы напомнить своей жертве о некоей умершей или пропавшей женщине. Тут-то я и поинтересовался у Грегсона, не задал ли он, посылая в Кливленд телеграмму, вопроса о каких-либо особых обстоятельствах в биографии Дреббера. Как вы помните, ответ был отрицательным.