Весь Шерлок Холмс

– А нельзя ли взглянуть на комнату, где умер ваш брат? – спросил Холмс, когда мы поднялись на второй этаж.

– Это здесь. – Мисс Уилсон распахнула дверь. Просторная комната была обставлена со вкусом, почти роскошно. Свет проникал в нее через два окна-ниши, между ними стояла еще одна круглая печь-голландка, украшенная нарядной изразцовой плиткой в тон обоям и обивке. К печной трубе были подвешены две клетки для канареек.

– А куда ведет эта боковая дверца? – спросил Холмс.

– В мою комнату, – ответила девушка. – Прежде там была мамина спальня.

Несколько минут Шерлок Холмс расхаживал по комнате в полном молчании.

– Сдается мне, ваш брат любил читать по ночам, – проговорил он.

– Да. Он страдал бессонницей. Но как вы…

– О, это очень просто. Видите на ковре, по правую руку от кресла, пятна воска? Так… А это что такое? – Холмс подскочил к окну и оглядел потолок над нишей, влез на подоконник, потрогал штукатурку в разных местах, а потом долго разглядывал кончики пальцев. Он даже принюхался к ним. На лице его застыло недоумение. Спрыгнув на пол, Холмс начал кружить по комнате, не отрывая глаз от потолка. – Очень странно, – пробормотал он.

– Что-то не так, мистер Холмс? – встревожилась мисс Уилсон.

– Просто любопытно, откуда там, наверху, на штукатурке, появились эти странные линии, напоминающие узоры, проведенные пальцами.

– Должно быть, чертовы тараканы растаскивают пыль и грязь по всему дому! – смутился Уилсон. – Я ведь уже говорил тебе, Джанет, с прислуги глаз не спускай, проверяй, как сделана работа. Так что теперь, мистер Холмс?

Мой друг подошел к боковой дверце, открыл ее, заглянул, закрыл и снова направился к окну.

– Визит мой оказался бесполезен, – сообщил он. – Боюсь, нам пора ехать, тем более что с реки поднимается туман. А это, стало быть, ваши знаменитые канарейки? – Холмс указал на клетки, подвешенные над печью.

– Эти самые заурядные. Идемте, покажу.

Уилсон провел нас по коридору и распахнул дверь в одну из комнат.

– Прошу! – сказал он.

Очевидно, здесь располагалась его спальня, но она не походила ни на одну из тех, что я видел прежде. От пола до потолка комната была увешана десятками клеток, а в них сидели золотистые птички, наполнявшие все вокруг сладкими трелями и щебетом.

– Им все равно, что дневной свет, что искусственный. Эй, Кэрри, Кэрри! – И он насвистел несколько нот, показавшихся мне знакомыми. Маленькая птичка тут же подхватила их, полилась мелодия.

– Трель жаворонка! – воскликнул я.

– Совершенно верно. Я ведь уже говорил, специально обученная Fringilla – искусный имитатор.

– А вот этой песенки, признаюсь, не узнаю, – сказал я, когда одна из птичек залилась свистом, оборвавшимся на самой высокой ноте.

Мистер Уилсон накинул на клетку полотенце.

– Это песенка ночной тропической птицы, – пояснил он, – и поскольку я предпочитаю, чтобы днем мои канарейки пели только дневные песни, Пеперино у нас наказан темнотой.

– Несколько странно, что здесь вы предпочитаете печке открытый огонь, – сказал Холмс. – От него сильные сквозняки.

– Не замечал. Бог ты мой, а туман-то все гуще и гуще. Боюсь, мистер Холмс, вас ждет не слишком приятная поездка домой.

– Да. Надо спешить.

Мы спустились по лестнице и ждали в холле, пока мистер Уилсон подаст нам шляпы. Шерлок Холмс подошел к девушке.

– Помните, что я говорил чуть раньше о женской интуиции, мисс Уилсон? – тихо спросил он. – Бывают случаи, когда истину легче почувствовать, нежели увидеть. Доброй вам ночи.

Минуту спустя мы уже шли по темной аллее сада на свет фонарей ожидающего нас экипажа, которые желтоватыми пятнами прорезали туман.

Мы ехали узкими грязными улочками, и окружающая нас местность выглядела еще более устрашающе в призрачно-синеватом свете газовых уличных фонарей, мигающих и зловеще шипящих. Холмс, погруженный в свои мысли, молчал. Желтый туман все сгущался, низко стелясь над мостовой; редкие прохожие, торопливо проскальзывая по улице, напоминали тени.

– Очень хотелось бы, мой дорогой друг, – начал я, – чтобы вы не тратили напрасно свою энергию и силы, и без того уже значительно подорванные.

– Верно, Уотсон. Полагаю, семейные дела Уилсонов не нашего ума дело. И однако же… – Он откинулся на спинку сиденья и снова умолк, размышляя о чем-то. – И однако все здесь неправильно, все не так! – чуть слышно прошептал он.

– Но я ничего подозрительного не заметил.

– Я тоже. Но впечатление такое, что внутри, в голове, звенит колокольчик, предупреждая об опасности. Почему камин, Уотсон, зачем там камин? Думаю, вы заметили, что труба, отходящая от печи в подвале, подсоединена к печам в спальнях?

– В одной спальне.

– Нет. В соседней комнате, где умерла мать девушки, то же самое.

– Не нахожу ничего подозрительного в этой старомодной системе отопления.

– Ну а отметины на потолке?

– Скопище пыли?

– Нет, скорее сажи.

– Сажи? Вряд ли. Вы ошибаетесь, Холмс.

– Я это трогал, рассматривал, даже нюхал. Это самая настоящая сажа древесного происхождения.

– Ну, в таком случае должно существовать какое-то естественное объяснение.