Вес в этом мире

Спасибо. Так вот, я сказал, что случилось еще кое-что. Отношения между моим другом и его женой стали похожи на пустыню. В такой ситуации можно было бы ожидать, что через некоторое время что-то сдвинется с места, потому что жизнь в такой пустыне — бесплодной, безводной — не приносит душе покоя. Он решил с головой уйти в работу и по крайней мере некоторое время избегать того, что стало причиной его беды. Она же, напротив, решила воссоздать их отношения. Подобная разница в подходах и действиях со временем породила в нем некоторую раздражительность, только подчеркнувшую его сухость и отстраненность, о которые раз за разом упрямо разбивалась она. Все это означает, что они оба, никоим образом не стремясь к новому конфликту, фактически подготавливали его. Упорство женщины в конце концов откликнулось раздражительностью в ней самой. Нетрудно представить, какая душная атмосфера царила в их доме, сгущаясь все больше и больше. И вот однажды, в припадке гнева, она пустила в ход тяжелую артиллерию и допустила серьезную ошибку — пригрозила, что снова убьет себя. Казалось, угроза возымела действие, он стал вести себя осторожнее и менее отстранение, но ей и в голову не могло прийти, что на самом деле творится в душе мужа. Он, как в мгновенном ярком свете вспышки молнии, увидел то, чего не видел прежде: что подругу, спасшую жизнь его жене, косвенно предупредила она сама; что самоубийство не было таковым, а единственный риск состоял в том, что подруга не истолкует так, как нужно, адресованную ей подсказку. Теперь речь шла не о порыве слепого отчаяния, а об очевидном эмоциональном шантаже. Помимо более или менее сильного взрыва эмоций, она пережила моральный конфликт, решив воспользоваться этим средством впервые, но в дальнейшем уже могла пользоваться им не раздумывая: оно стало испытанным оружием.

Ты уверен в этом?

Так мне сказал он.

Понятно, но ведь тебе известно только его мнение.

Ну, ее я тоже знал довольно хорошо. И не только: я знал обоих именно как супружескую пару, мог очень близко наблюдать их жизнь. Поэтому могу сказать: я знаю, что все было именно так.

Ну, не знаю, не знаю. Ладно, продолжай.

Не думаю, что стоит продолжать, если ты не следишь за ходом моей мысли.

Не говори глупостей. Ты рассказывай, а там посмотрим. Если считать все истории, за правдивость которых ручается рассказчик, достоверными, то историям конец.

Я все пытаюсь добраться до того момента этой истории, который представляет для нас интерес, момента, так сказать, назидательного, а для этого необходимо, чтобы она убедила тебя, иначе я не смогу показать назидательность данного случая.

Слушай, хватит пышных слов. Достоверна твоя история или нет, в ней, по твоим словам, присутствуют назидательные элементы, не так ли? Вот и давай, продолжай.

Хорошо, скоро мы увидим, что случится в конце. Если не ошибаюсь, мы остановились на шантаже. Поразмыслив здраво, мой друг решил, что те, кто угрожает убить себя, обычно не слишком горят желанием выполнять свою угрозу, ха-ха-ха. И понял, что прежде не видел реальности создавшегося положения потому, что то первое, ложное самоубийство произошло, так сказать, без всякого предупреждения, потому и оказалось столь убедительным. Теперь проблема была в том, что нынешние плохие отношения между супругами могли претерпеть некий качественный скачок. Одно дело — жить вместе без любви, но совсем другое — жить вместе из-за постоянной угрозы внезапных агрессивных действий: в данном случае я имею в виду агрессию не непосредственную, будь то физическую или словесную, а косвенную — такую, как, например, симуляция самоубийства. Насколько бы ты ни владел ситуацией, сколь хорошо ни знал бы, что угроза — не более чем шантаж, когда угрозы или неудачные попытки самоубийства неоднократно повторяются, это приводит к страшной эмоциональной и умственной амортизации. Так что этот человек оказался перед такой дилеммой, какой я не пожелал бы никому: или он отдаляется от нее — со всеми вытекающими из этого последствиями, или остается с ней — тоже со всеми вытекающими из этого последствиями.

И что же он решил?