Весь Валентин Пикуль в одном томе

А за Конскими Водами безводье полное, от зноя пиво бурдой вскипало в бочках. Солнце пекло темя, мозг расплавляя, и начались смерти. Быстрые и нечаянные, как молнии. Мертвых бросали в степи, обморочных кидали на телеги навалом — везли дальше, пока не очухаются. Хрипели, умирая от жажды, волы украинские; выстелив по земле вспотевшие шеи, ложились в тоске плачущие лошади. И страшно-страшно ревел на привалах скот, не поенный целыми сутками; для нужд армии гнали его в центре каре, бережа от нападений татар. Но отступать было уже некуда, армия покорно держала «дирекцию прямую»…

17 мая 1736 года русское каре с ходу уперлось в Перекоп. Максим Бобриков долго всматривался в пыльную даль.

— Перед нами ворота Ор-Капу, — сообщил он Миниху.

— Ор-Капу? А что это значит?

— Очень просто: Капу — дверь, а Ор — орда, вот и получается, что Перекоп сей есть «дверь в Орду». Двери эти были нерастворимы!

Миних для начала вывел армию на пушечный выстрел от врага; пот обильно катился через его мясистый лоб, собранный в могучие складки.

— Передайте войскам, — наказал он Манштейну, — что за Перекопом ждет их вино и райская пожива. Но если стоять здесь, как стоял при царевне Софье князь Василий Голицын, то все они передохнут. Ад — только здесь! А за этим валом — райские кущи!

Но 185 турецких пушек зорко стерегли вход в Крымское ханство. А над воротами Ор-Капу гордо реяли хвосты черных кобыл. И старая мудрая сова сурово глядела на пришельцев из стран прохладных… Миних только тут понял, что его обманули лазутчики: на телегах в Крым не въедешь, крепость необходимо штурмовать, а противу 185 пушек он притащил сюда свои 119 орудий.

— Стол! Чернила! Перо мне! — потребовал Миних.

С помощью Максима Бобрикова стал он писать хану крымскому, что явился сюда, дабы предать ханство его разорению, а первое условие для переговоров — сдать Перекоп. Это нахальное письмо отослали. Стали ждать репримады. И вот из ворот Ор-Капу выехал мурза:.

— Мой хан, глубокий рудник всей мудрости мира, из которого каждый выносит по крупице разума, ничего не слыхал о войне с Россией. Мой хан (да увековечит аллах его величие под небосводом!) удивлен гостям у ворот дома своего… Каковы причины привели вас сюда? Если набеги на города ваши, то Бахчисарай невиновен в этом-мой хан Каплан-Гирей не отвечает за дерзость диких ногаев…

Миних выслушал перевод толмача спокойно:

— Спроси его теперь, Бобриков: сами отворят ворота перекопские или нам, поднатужась, ломать их надобно?

Бобриков долго думал, а потом рявкнул на мурзу знатного:

— Россия пришла — отворяй Крым, пес худой! Мурза вытянул плетку, указывая на «двери в Орду»:

— А ключей от них не имеем… Гарнизон крепости Перекопа составлен из янычар константинопольских, вот с ними и договаривайтесь! Татар же в Перекопе нет…

К фельдмаршалу подошел Манштейн, сообщил:

— Продовольствие кончилось. Князь Никита Трубецкой обманул ваше сиятельство — обозы не прислал… Что делать станем?

— Всем спать, — отвечал Миних устало… И на виду Перекопа вся армия попадала на землю, изможденная до крайности. Дошли! Но так ведь доходили не однажды и предки их. Дойдут до Перекопа и… возвращаются, на пути умирая. Бывалые люди сказывали:

— За воротцами этими дивная землица лежит, текут там реки виноградные, а по садам барашки курчавые бегают Сарацинское пшено, рисом прозываемое, и полушки у татар не стоит… На огородах фруктаж редкостный произрастает, какого у нас на Руси даже знатные бояре никогда не едали!

Миних в эту ночь, кажется, глаз не сомкнул: «Быть в Крыму или не быть?..»

Еще затемно строились полки, в компанент стаскивали больных и обозы, чтобы маневрам не мешали. В строгом молчании уходили ряды, колыша над собой частоколы ружей. Священники, проезжая на телегах, торопливо кропили солдат святою водицей. Погрязая по оси колес в песок зыбучий, тяжко ползли мортиры и гаубицы. Рассвет сочился из-за моря, кровав и нерадостен, когда войска вышли на линию боя. Миних, восседая на громадной рыжей кобыле, проскакивал меж рядов солдатских, вещая повсюду открыто:

— Первого, кто на вал турецкий взойдет, жалую в офицеры со шпагой и шарфом… Помните, солдаты, об этом!

Янычары жгли костры на каланчах каменных, ограждавших подступы к Перекопу.

А ров на линии столь крут и глубок, что голова кружилась. И тянулся он, ров этот, за столетия рабами откопанный, на целых семь верст — от Азовского до Черного моря. Но воды в нем не оказалось (татары — инженеры никудышные).

Миних пылко молился перед баталией:

— Всевышний, ты меня услышал — воды там нет во рвах проклятых, и я благодарю тебя за это. Так помоги мне ров преодолеть…

Фальшивым маневром он отвлек врага на правый фланг, заводя армию слева.