Только святого отмщения… По дороге на Бахчисарай ничто татарами тронуто не было Войска неожиданно вступили в царство полного изобилия и довольства всякого. Мешали только горы, через сумятицу которых было никак не пропихнуть тяжелое каре. Кругом ущелья и овраги. По горным кручам тащили пушки. Трудно было. Много провианту бросили по дороге. Смерти продолжались, и могилы русские тут же обнимала буйная ароматная зелень…
Принц Гессен-Гомбургский опять стал заговоры делать.
— Связать надо Миниха, — убеждал он офицеров, — а армию домой отвести. Я спасу вас от гибели…
Истомленная адским зноем, армия в конце июля вышла к столице ханства. Бахчисарай столь искусно был спрятан в теснине Чурук-Су, что можно мимо пройти и не догадаться, что здесь, укрыт город. Люди уже вповалку лежали на земле, а все окрестные высоты обложили турки с татарами, постреливая издалека.
— Генералу Шпигелю, — наказал Миних, — больных снести в обоз. Вагенбурги обложить рогатинами. А со мною пойдут одни здоровые…
Пробили зорю вечернюю, и войска, воспрянув от земли, тронулись. В порядке идеальном, в тишине полнейшей. Таясь в ущельях, армия обошла врага стороной и на рассвете выросла под самым Бахчисараем. Уже и город был виден, как кинулись на них янычары. Владимирский полк сильно помяли, стали пушки отбирать, рубят прислугу на стволах орудий.
— Лесли! — позвал Миних. — Вот вам повод отличиться… Старый генерал пошел на янычар, его солдаты катили пушки. Ядра чугунные, разбрызгивая песок, крушили деревья, плотно сросшиеся. Янычары бежали от штыков русских. В предместье города уже возник коптящий язык пламени. Бахчисарай — словно заколдованный замок; как армию в него ввести, если нет дорог, а лишь тропинки и тропинки! Вьются они по отрогам горным, средь садов и кладбищ-О, проклятье! — ругался Миних. — Есть ли такая столица в мире, в которую не ведет ни одна дорога?.. Эге! — обрадовался он, опуская трубу подзорную. — Я вижу, там, со стороны нордической, кажется, можно въехать в город по-людски, а не по-татарски…
С опаскою в Бахчисарае появились русские солдаты. Повсюду лежали, брошены средь улиц, мертвецы. В канавы скатывались, как арбузы, отрезанные головы женщин. Валялись тут же младенцы с распоротыми брюшинами. Грекиармяне… русские… поляки! Все христиане были вырезаны. Не тронули татары лишь миссию иезуитскую в Бахчисарае, и монахи ордена Игнатия Лойоллы отступили вслед за янычарами. Миних распорядился:
— Библиотеку «Езуса Сладчайшего» не трогать… Но монахи поступили варварски: перед бегством своим свалили библиотеку в подвал миссии, а в подвал выпустили все вино из бочек. Казаки загуляли. Иные с хохотом в монашеском вине даже купались. И плавали солдаты в погребах, средь книг учености невнятной, и книги утопали быстро, в вине намокнув. Миних въехал в Бахчисарай на пегой кобыле, через мост каменный вступил фельдмаршал во дворец ханский. Увы, он был уже не первым здесь — не триумфатор! Во дворе ханском, между банями и конюшнями, суетливо метались солдаты. Глаза разбегались от обилия добра и блеска мишуры восточной. Но брать не брали ничего — глазели больше… Ведь каждый повидать хотел это зловредное жилище ханов, откуда столько страданий Русь претерпела! Исполнилась мечта, еще дедовская: вот он — очаг несчастий многовечных…
— Гнать всех вон! — велел Миних. — Я стану тут обедать. Маншгейн его сопровождал, внимательный и быстрый.
— Запоминай все, — сказал ему фельдмаршал. — Императрице сочини дворца описание подробное, и с первым курьером отправим…
Бассейны из белого мрамора. Повсюду чистые циновки. Все стены сложены из разноцветного фаянса. Прошли в сераль, над коим возвышалась башенка, откуда евнухи за женами хана надзирали. Здесь был рассыпан в суматохе бегства бисер яркий для вышивания. На пороге лежала нитка жемчуга. Миних ботфортом, шпорою звенящим, поддел курильницу для ароматных благовоний. Шпагою разнес фельдмаршал вдребезги кувшин шербетный из желтого стекла.
— Пусть погибает! Нам все равно не вывезти отсюда… Маншгейн увлек его в Посольский зал, где еще пахло кофе, свет лился щедро через двойные окна.
Здесь, в этих комнатах, униженно страдала честь государства Русского. От этих вот дверей послы московские должны были ползти до ханского седалища и не имели права взор поднять на хана татарского…
— Вот тут и расположимся для насыщенья брюха, — решил Миних, распуская широкий пояс на громадном животе. — К столу зовите генералитет мой. И офицеры пусть заходят.
В разгар обеда Миних раздул ноздри, принюхиваясь:
— Никак горим? Ото! Нас уже подпалили… Огонь трещал в покоях соседних.
Генералы вставали от стола, дожевывая куски мяса, дохлебывая вино из бокалов, — поспешали спасать себя. Бахчисарай сгорал быстро, как куча хвороста.
— Великолепно! — загордился Миних. — Татарам мы оставим кучу головешек…
Огня подбавьте, молодцы! И не жалейте ничего. Где генерал-поручик Измайлов?
Прошу ко мне… Берите войско, зарядите пушки и следуйте на Ак-Мечеть,[36]
где все предать разоренью тоже…