Только теперь Аркадий обратил внимание на его маленькие белые ручки с тонкими хрупкими пальчиками, которые выглядели еще меньше в широких рукавах чесучового пиджака.
- Писатель? Что же вы пишете? Как бы вы нас там не описали!
Сочинитель разразился мелким, рассыпчатым смехом и показал при этом темные маленькие зубки, какие бывают у ребенка-сладкоежки.
- Я не из тех писателей, что других описывают. Я рад, когда меня не трогают.
Последние слова были излишни. И без того ясно было, что человек этот рад-радешенек, если его не тронут. Такие люди не имеют своего лица, не выказывают своего характера, очень застенчивы. Они подчиняются любому, и все понукают ими и эксплуатируют их. Вы можете делать с ними что угодно, можете из ник веревки вить. Они никогда не сетуют на свою долю, плачут только над чужим горем, страдают за чужие грехи, перебиваются с хлеба на воду. Могут однажды без всякой жалобы у всех на глазах испустить дух. Они хватаются за острие ножа, жмутся к вам так крепко, что их не оторвать, не отогнать. Верная и преданная собачонка!
Так уж повелось на свете - помощь приходит неожиданно. Одному богу известно, что сталось бы с нашим героем, если б внезапно в комнату не вошел Бронзентолер и писатель не прекратил чтения своей «Холеры». Мне рассказывали, что один сочинитель довел однажды крепкого, здорового мужчину до обморока. С тех пор, заслышав слово «писатель», мужчина этот удирает за тридевять земель, туда, где черный перец растет.
- Чемчик, господь вам жертву послал, и вы терзаете ее своими творениями. Отложите-ка вашу «Холеру» и давайте что-нибудь пожуем.
Хозяин положил на стол сверток, в котором оказалась бутылка очищенной, хлебец, тарань и две луковицы. Аркадий глядел на него во все глаза и почти не узнавал: на нем был черный субботний кафтан, белая рубашка, желтые ботинки с красными пряжками, на голове - соломенная шляпа с широкими полями, а на носу сидело пенсне. Франт франтом! Темно-коричневое угловатое лицо под желтой шляпой сверкало, как бронзовое.
Сняв с себя парадное одеяние и оставшись в костюме Адама, Бронзентолер сунул длинные волосатые ноги в свои диковинные туфли и сказал:
- Ну-ка, Чемчик, будьте за хозяйку, приготовьте чай!
Писатель с красным галстуком, в белых штанах соизволил собственной персоной нагнуться, вытащил из-под кровати пузатый самоварчик и направился к выходу. На руках у сочинителя он выглядел, как малое дитя у заботливой мамки. По своему обыкновению, писатель подтанцовывал на ходу и потряхивал длинными волосами. Вернувшись, он, как хорошая хозяйка, принялся перетирать стаканы и накрывать на стол.
Вскоре хлеб был нарезан, тарань очищена, и все трое уселись за стол - хозяин на стуле, жильцы на кровати - и принялись за чаепитие, предварительно хлебнув, конечно, по стаканчику очищенной и закусив таранью. Все это без церемоний, по-простецки, словно они были знакомы бог весть с каких пор.
- А теперь, Чемчик, расскажите, что творится на белом свете! - сказал хозяин и, закурив папиросу, впервые внимательно глянул на Швейцера.
Тот, в свою очередь, зачадил толстой сигарой, дымище которой мог служить прекрасным средством от мух.
- Послушайте, - обратился хозяин к новому жильцу, - готов побожиться, что я видел вас в бильярдной у «Семадени»[2]
.Румяные щеки нашего героя густо зарделись. Видимо, ему не очень понравилось, что его видели в таком месте, и он стал оправдываться:
- Возможно. Очень возможно. Бывает, днем нечего делать, вот и забежишь на полчаса поглазеть, как сражаются на бильярде.
- А мне сдается, я вас видел с кием в руке подле зеленого стола, и, конечно, не в кафтане. Не понимаю, чего тут стесняться? Профессия как всякая профессия!
И тут наш хозяин, как говорят, попал в самую точку.
Последнее время Аркадий Швейцер действительно жил только бильярдом. Собственно, профессией его, как мы знаем, были карты. Но карты и бильярд - свояки, и даже весьма близкие, как, к примеру, меламед и шадхен, арендатор коробочного сбора и мясники, торговец и банкротство, банкир и грабеж, и тому подобное.
Сам Аркадий не играл теперь на бильярде. Это стоило ему немалык денег, да и порядком осточертело. Нынче он наблюдал лишь за чужой игрой и «мазал».
«Мазать» на бильярде - это такое же занятие, как игра на бирже, и мы считаем нелишним остановиться на нем минуту-другую.
Представьте себе большой, сильно прокуренный и грязный зал, где стоит несколько длинных столов, накрытых зеленым сукном. Вокруг них с утра до поздней ночи снуют молодые люди с киями в руках, бьют ими по точеным костяным шарам, и кто больше загонит в лузу шаров, тот кончил партию и забирает деньги.
Играют обыкновенно только двое, все остальные, люди самые различные, сидят вдоль стен, следят за игрой и делают ставки на того или иного игрока. Это и называется «мазать».