Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе

Однажды ночью пошёл сильный дождь. Бабушка с раннего утра, взяв две увесистые корзины, пошла в лес по грибы. Мы же с Кучуной, сбив кучу орехов, увлечённо играли на просохшей дороге. Счастье попеременно улыбалось то мне, то ему. Мы с ним так заигрались, что я забыл уже обо всём на свете. Но зато, вернувшись домой, я чуть не упал, в обморок со страху: калитка была настежь открыта, а в комнате возле топчана валялась опрокинутая кадка из-под кукурузной муки. Весь пол был перепачкан мукой. Кабан сожрал муки столько, сколько в него влезло, потом, обожравшись, вывалялся в муке и теперь тихонечко похрапывал от удовольствия. Вырывавшийся из его ноздрей воздух рассеивал муку далеко вокруг, а перед носом его пол был такой чистый, словно его только что подмели. Спасибо, что этот негодяй не догадался ещё влезть на топчан и не повалился в постель. Вот было б дело! Пёстрый, словно исполосованный кнутом, кабан казался теперь совершенно белым.

Завидев меня, он как ошпаренный вскочил и, повизгивая, понёсся прочь, хотя я от испуга даже с места не сдвинулся. Со спины его посыпалась мука, поднявшись над ним столбом белой пыли, и когда кабан выбежал во двор, он принял уже свой обычный вид. Мне стало стыдно: какими глазами я посмотрю теперь на бабушку! Этот разбойник, правда, и раньше нередко врывался в дом, но такого переворота ещё не устраивал.

Я тут же решил бежать домой, но что я сказал бы дома родителям? Поэтому я оставил мысль о побеге. И вообще лучше уж остаться с бабушкой Тапло, чем без дела толкаться в Сакиваре. Я знал, что она не скоро вернётся из леса, и нужно постараться, чтобы она не заметила следов набега. Загнав под топчан орехи, я бросился за помощью к Кучу, и как только он пришёл, мы сразу же завертелись.

Вначале мы откатили и поставили кадку на место, потом собрали верхний, не испачканный слой муки и высыпали его обратно, всё остальное начисто вымели и выбросили в такой овраг, куда, кроме чёрта, никто не наведывался. Потом мы заперли калитку и вычисти ли кабана, не оставив на нём и крупинки муки. Словом, мы с Кучуной, даром что побратимы, здорово намучились и даже взмокли. Но старания наши не пропали даром. Только Кучу вышел, как пришла бабушка. Уже смеркалось. Она ничего не заметила. Изрядно устав за день, она наскоро поужинала и тут же заснула. Наутро она поднялась рано и снова поспешила в лес.

Вот когда я воздал хвалу господу богу, отнявшему у бабушки Тапло свет в глазах!

* * *

Дни, проводимые мною в материнской деревне, были похожи друг на друга, и только суббота была не такая как все.

В этот день бабушка вставала ни свет ни заря и тотчас же принималась хлопотать у огня. Она становилась удивительно подвижной и расторопной, жилы на руках её набухали, а испещрённые морщинками щёки покрывались румянцем. Потом она придвигала к очагу небольшой столик и ставила на нём варёную свинину, жареную курицу с вином, разные пироги, хачапури, мёд, фрукты и другую снедь. Да, в этот день она не забывала ничего из того, что любил покойный дед Караман. Затем, когда стол был накрыт, она ставила на нём две длинные восковые свечи и зажигала их. Потом, усевшись на треножнике, истово крестилась, пока свечи не догорали до конца. Старушка тихо нашёптывала молитвы, а маленькое пламя свечей трепетало, словно тоже молилось по-своему. Эта трапеза была поминальной по деду.

Тогда я не понимал, что это значит и поэтому в первый же раз спросил у бабушки, что такое поминки.

— Это для ушедших на тот свет, чтобы они немного поели, — ответила она.

Я ничего не понял. Как отправившиеся на тот свет покойнички могли насытиться, если мы сами тут же всё съедали? И я спросил её об этом.

— Вот непонятливый! — покачала она головой. — Трапеза умасляет здесь нашу плоть, а там дух мёртвых. Поэтому всё, что ты видишь здесь, получит твой дед и попирует всласть.

— Ого! — подумал я. — Видать, тот свет не так уж плох!

Наконец, нашептавшись и отмолившись, бабушка вскидывала глаза кверху и начинала напевно тянуть:

— Мой дорогой, светлой памяти муж, не обессудь, если угощение не богатое. Ты всегда любил сытный стол, но что поделаешь, я ведь одна… На сегодня уж прости, а в следующий раз обещаю тебе — голодным тебя не оставлю!

Потом она пускала слезу, оттирала её кончиком вдовьего платка и степенно поднималась. Я недоуменно глядел на потолок, что здесь надо деду? Тот свет казался мне расположенным где-то рядом с церковью.

Пока не сгорала свеча, к трапезе нельзя было прикоснуться. Я бывало становился сам не свой от нетерпения, но что поделаешь! И, как назло, эти свечи горели невероятно долго. Нет, рачинские пчёлки в этом не виноваты, просто восковые свечи вообще горят медленно. Хорошо ещё, что были они тоненькие, иначе, набравшийся терпения человек сам, того гляди, мог стать объектом этой заупокойной молитвы…