Та же история со мной произошла и в детском саду.
Летом мы всей семьей ездили в Крым, где я щеголял в темно синем матросском костюмчике с золотыми пуговицами с якорями.
И вот в этом костюмчике меня опрометчиво отправили в детский сад. И костюм и пуговицы мне очень нравились, но как оказалось не только мне.
В тот же день ко мне подошла моя ясельная подружка Зойка и таинственным шепотом спросила, не желаю ли я увидеть настоящего, живого Тимура.
Ну, вы уже знаете что, слова я воспринимал буквально, а уж такие имена как Тимур и Денис были для меня символом храбрости и доблести.
Разумеется, я согласился!
С бьющимся от волнения сердцем и еще не веря в такую удачу, я пошел за ней в сторону заросшей плющом веранды, и протиснулся в пыльную щель между верандой и бетонным забором.
Признаться, я несколько был смущен этой таинственностью, да и парень, просунувший свой облупленный нос между бетонными решетками мало походил на киношного героя.
Правда, он поклялся честным пионерским, что его действительно зовут Тимур, но я почувствовал некоторое разочарование.
На всякий случай я засыпал его вопросами, помогает ли он старушкам и как борется с Квакинами? На что он раздраженно ответил, что борется, но у него нет времени со мною трепаться, и сразу попросил у меня пару золотых пуговиц для игры в орлянку.
При этом он резал распростертой пятерней воздух около своего горла и говорил, что это вопрос жизни и смерти.
Мои жалкие попытки сослаться на предполагаемое неудовольствие моей мамы были решительно пресечены одной Зойкиной фразой: – Ты что, ведь это ж Тимур!
И так цыпкастые пальцы Тимура алчно скрутили с моей морской тужурки две пуговицы, а, немного помедлив, принялись за третью. После чего гордый новым знакомством я направился к своим детсадовским товарищам.
Но, по-видимому, игра в орлянку требовала значительно большее количество пуговиц, так как спустя час Тимур лишил мой костюм еще двух пуговиц, затем, через короткое время – еще одной и собирался приняться за последние – сияющие на обшлагах, но тут я воспротивился – наотрез отказавшись с ними расстаться. После чего тот грязно выругался, чему я несказанно удивился, и принялся мне угрожать, что даст в лоб.
Честно говоря, я был обескуражен несоответствием славного имени, и хамского поведения, но тут Зойка пришла мне на помощь, запугав Тимура своим старшим братом, после чего тот довольно быстро смылся.
Несмотря на это происшествие, я все еще питал иллюзии и склонен был оправдать отщепенца. Тем более что, спустя час, я напрочь забыл об оторванных пуговицах. Прошло три дня. Я с чистой совестью и спокойной душей ждал встречи с мамой. А на ее негодующий возглас: – Куда ты дел пуговицы, что ты сделал с костюмом!? – с гордостью сообщил: – отдал Тимуру.
Безграмотный
Однажды раздается в дверь звонок, и в квартиру с таинственным видом, запыхавшись, влетает мой братец.
– Почему ты такой взволнованный? – спрашивает его мама.
– Да так, просто пробежался, – сиплым от хитрости голосом отвечает он.
Мама, конечно, ему поверила и на кухню ушла обед готовить, а я сразу по его загадочной физиономии догадался, что что-то интересное приключилось.
Братец, понятное дело, напустил на себя неприступный и суперсекретный вид, принялся ходить по комнате кругами, на меня многозначительно исподлобья посматривать, нервно левым глазом подмаргивать, сразу ясно – через минуту все выболтает.
Стою, жду, ничем не интересуюсь, на потолке трещины рассматриваю, всем своим поведением показываю, до чего же мне наплевать на его дурацкие секреты, а самого прямо-таки распирает от любопытства.
Вскоре братец не выдержал, ко мне бочком подходит и безразличным таким голосом заявляет: – А у нас в подъезде матерное слово на стене написано!
– А что такое матерное слово? – спросил я его, представив себе буквы, написанные на куске материи.
– Матерное слово обозначает очень нехорошее, самое ругательное из ругательных ругательств, по сравнению с которым слово «Дура» просто ерунда! – просветил меня брат.
– Самое страшное ругательное ругательство это « Зеленая калоша» – уточнил я.
– Не умничай! – обозлился братец, – Сказали тебе, что самое ругательное, значит самое ругательное, и нечего со старшими спорить!
Ну, тут я сильно удивился! У нас в детском саду вроде все ругательства знают!
– Ладно, – думаю, – ему видней, он в третий класс ходит, книжки читает, не то, что я, безграмотный.
– Ну и что это за слово?– переспрашиваю.
– Нехорошее,– отвечает братец, – а больше я тебе ничего не скажу, потому что ты маленький.
«Ну не такой уж я и маленький! И вообще, похоже, мой братец как всегда врет – нет такого страшного слова! … А вдруг не врет?»
– Скажи, скажи, скажи… ска..ааажжи! – заныл я, подпрыгивая от любопытства и нетерпения, – Ну скажи, пожалуйста! – затеребил я его за рукав.
– Фиг тебе, – сунул он мне под нос дулю, – Это слово нельзя вслух произносить, такое оно неприличное.
Вижу, он гад, и впрямь не скажет, хотя самого так и распирает от знаний.
– Раз так, – говорю, – я сам схожу, посмотрю, и все разузнаю, коли ты говорить не хочешь.