Веселый прогульщик

— Хорошо, — Оля еще на мгновение замолчала, видимо, вспоминая, на чем остановилась, и продолжила: — Так вот, полтора месяца назад, за пару дней до Восьмого марта, нормальная жизнь кончилась. Я тогда пришла домой с прогулки, тоже с Чарли тут гуляла и Аньку еще встретила… Ну вот, прихожу я домой, лапы Чарли помыла, переоделась и думаю, дай в почтовый ящик загляну, может быть, там что-нибудь есть от Артема, он туда всякие приколы иногда закидывал. А там… В общем, я сначала подумала, что это тоже от него, но потом поняла, что нет. Где он мог такую фотографию моего отца раздобыть? Да и шутка не в его духе… Понимаешь, там оказалась картинка, а на ней сидит улыбающийся отец, мой отец, в своей машине, и текст: «Все крупные современные состояния нажиты самым бесчестным путем». Плохая шуточка… В общем, я разозлилась, хотела по обратному адресу узнать, кто это заслал, и не смогла — адреса не было. Будто с неба она свалилась. Я уже собиралась связаться с Артемом, наверняка он тогда в сети был, но как раз вернулся с работы отец, и я ему это показала.

Оля опять замолчала, сунув руки в карманы куртки и зябко поеживаясь. Прямо перед ней на ствол ближайшего дерева припорхнул откуда-то поползень и, тихо шурша, стал спускаться все ниже и ниже по спирали, то скрываясь за стволом, то появляясь снова, крутя своей маленькой темной головкой и выискивая прячущихся в неровных бороздках влажной коры букашек. Так он спустился почти до самой земли, не обращая внимания на притихшую парочку, и, лишь полностью обследовав дерево, перепорхнул на другое.

— Он побледнел как-то, — продолжила Оля так, будто и не молчала добрых три минуты. — Я даже испугалась. Никогда его раньше таким не видела. Стал спрашивать, откуда это… Я говорю, не знаю, он чуть на меня не накричал, но сдержался, сказал, чтобы я ничего не трогала, и ушел к себе в комнату, куда-то звонил. Потом скоро пришел Артемов отец, повозился с нашим компьютером, поговорил о чем-то с отцом и ушел. Больше я в тот вечер к компьютеру не подходила. А на следующий день появилась новая картинка и тоже с текстом…

Федя заметил уже знакомую гримаску на лице рассказчицы: брови собрались у переносицы, между ними залегла резкая складка, лицо побледнело, глаза глядят будто в пустоту.

— Тут уже я испугалась, призналась Оля, — то есть не сразу. Сначала-то я просто разозлилась. Потому что на картинке была моя фотография. Я у себя на даче, бегу к пруду, на самом деле за Чарли, но его в траве не видно, и получается, что к пруду. А текст под картинкой такой: «Графиня изменившимся лицом бежит пруду». Я еще подумала: «Что за идиот с ошибками пишет?» Это теперь я знаю, что он вовсе не ошибался. А тогда… Тогда я снова показала эту картинку папе. На сей раз он покраснел. Сказал, что я вожусь со всякой сволочью, и ушел, даже дверью хлопнул. К компьютеру велел не притрагиваться, и снова приходил Артемов отец, опять колдовал у компьютера и с отцом разговаривал. А потом меня заперли на две недели дома. Никуда не выпускали. Ни на улицу, ни в гости. Даже с собачкой Виктор гулял. И к компьютеру подходить запретили. Только видик да телевизор и еще телефон — все. Всем в школе сказали, что я заболела. В общем, весело. Я опупела от такой жизни!

Едва не рассмеявшись этой немного неожиданной фразе, Федя снова глянул на свою собеседницу. Он увидел совсем другую Олю: теперь складка между бровями разгладилась, на щеки постепенно возвращался румянец, но главное — глаза смотрели не безучастно, не испуганно, а очень даже сердито и решительно, как тогда, когда он впервые встретился с ней в гостях у Артема.

— Мне ничего не говорили, — продолжала Оля, — ничего не объясняли. Папа ходил мрачнее тучи, я к нему и подступиться боялась… А маму он чем-то напугал, и она тоже молчала. Папа каждый вечер садился за компьютер, раньше он никогда этого не делал — у него свой на работе. Я догадывалась, что он проверяет мой почтовый ящик, но, видимо, все было нормально, потому что через две недели мне наконец разрешили выходить из дому, и я пошла в школу. Ага, выходить, — горько усмехнулась Оля, — под конвоем. То есть под охраной, только это одно и то же. Повсюду за мной таскается с тех пор этот проклятый Виктор. Такой дурак…

С последним замечанием Федя от всей души согласился, но вида не подал. Оля вздохнула и продолжала:

— Дружить мне разрешили только с Артемом. То есть они мне не могли запретить общаться с кем-нибудь в классе, но в гости пускали только к нему, а гулять я стала только с Чарли. Кто ж со мной еще гулять будет… под надзором?

Оля, через силу улыбаясь, вытерла сгибом указательного пальца слезинку под глазом, и сердце Феди чуть не лопнуло от сострадания, как напоровшаяся на острый шип автомобильная шина.

— Чо дальше-то было? — чтобы скрыть свои чувства и перевести дух, вымолвил он.

— Что дальше? переспросила Оля.