Весенная пора

— Таким образом, я призываю всех вас… а в особенности Афанаса и Эрдэлира, активнее помогать красным, — твердо сказал Никуша, окинув взглядом собравшихся. — А то не сегодня-завтра от красных останется лишь смутная память…

— Иди, Эрдэлир, спасать красных, — быстро заговорил Павел Семенов, тараща глаза, — да топор не забудь захватить…

— И пойду!

— А то как же! — промычал Роман Егоров, тронув свои рыжеватые усы. — Топором можно, пожалуй, не только буржуев рубить, а в случае чего и заслониться от японских и английских пушек… Только вот Япония — на востоке, а Англия — на западе, а топор у Эрдэлира один… — закончил Роман таким тоном, будто и в самом деле сожалел, что у Эрдэлира всего один топор.

Послышался смех. Обычно остроумный Эрдэлир растерянно заморгал.

— А ведь брат-то мой Роман — умница, точно знает, где восток, а где запад! — насмешливо заявил Михаил Егоров.

Он стоял, прислонившись к стене покосившегося и поросшего грибком дома наслежного управления, в тени которого шло общее собрание.

— А как он насчет севера и юга? — серьезно спросил Эрдэлир.

— Этого он еще пока не знает, но года через три, думаю, и это узнает! — в тон ему ответил Михаил.

Роман встал и под общий хохот ушел.

Из-за того, что Роман после смерти Григория разорил его семью, Михаил крупно поссорился с ним и с тех пор не упускал случая поиздеваться над своим разбогатевшим братом. Прежде Роман весьма равнодушно относился к насмешкам Михаила, а теперь ничего не стоило вывести его из состояния спокойствия, — он боялся буквально всего, а в особенности прихода красных. Он внезапно закрыл свою лавку, упрятал собранную пушнину и масло и ходил, тревожно озираясь, ни в ком не находя сочувствия.

Собрание было шумным. Бедняки кричали, требуя распределения земли подушно. Тут же поблизости шумели дети, состязаясь в прыжках и, как обычно, споря, кто перепрыгнул, кто недопрыгнул, а кто наступил на самую черту. Среди соревнующихся Никита выделялся особой бойкостью, хотя прыгал хуже многих.

Никуша Сыгаев и Лука Веселов даже охрипли, пытаясь установить порядок. Наконец Никуша предложил избрать «издавна красного» Луку Веселова, как называл себя сам Губастый, председателем наслежного совдепа.

Послышались первые, еще довольно робкие возгласы протеста.

Афанас Матвеев выступил, сказав, что Лука никогда не был и не будет красным, что он просто хулиганил, когда называл себя красным, чтобы очернить большевиков в глазах народа. Тут даже дети притихли, прислушиваясь к спору.

— Ты сын трапезника! — вскочил Лука, стуча кулаком по столу. — Поэтому ты защищаешь царя и попа, тебе не нравится, что я…

— Не надо Луку, раз так хочет Никуша! — мальчишески тоненьким голосом закричал Никита, выдвигаясь вперед. — Никуша — эсер, а эсеры — враги красных.

— Я тебя, мальчик, увезу с собой в управу, — пригрозил Никуша, — там тебе твой язык обратно в рот засунут. Я секретарь улусного совета. Я красный, вот, смотри! — И Никуша показал на красный бант, приколотый к его груди.

— То-то вы с Судовым, услыхав про победу красных, хвосты подняли да в лес подались, как коровы в жару!

Поднялся хохот.

— Уши ему надрать! — заорал Лука и шагнул в сторону ребят.

— А разве уши только у бедняков имеются? У богатых, думаешь, не найдутся? — прогудел Василий Тохорон.

Лука остановился, поднял с земли какую-то бумажку, делая вид, что он именно за ней и шел, и вернулся к столу.

— Ты уходи отсюда, играй подальше, а то с тобой беды не оберешься, — тревожно зашептал Егордан, подходя к Никите.

Ребята немного отошли.

После долгих споров и препирательств избрали председателем наслежного совета Афанаса Матвеева, а членами — Дмитрия Эрдэлира, Ивана Малого, Егора Найына и Луку Веселова. Никуша уехал, сказав, что вопрос о распределении земли будет решать каждый наслег по своему усмотрению.

— Я беру свой Дулгалах, — заявил Егордан, — и всех, кто туда сунется, буду угощать кулаками! Другой земли мне не надо… Я пошел! Никита! — крикнул он в сторону игравших невдалеке ребят. — Идем домой!

А в тени его юрты, дожидаясь хозяина, спал Федор Веселов.

— Все на собрания ходишь, Егордан? — сказал Федор, когда его разбудили. — Ну чего ты добиваешься? — спросил он, открывая пустые глазницы и поглаживая голову. — Бери, пожалуйста, свой Дулгалах, я и без собраний тебе его возвращаю… Есть ли еще что-нибудь у тебя, Егордан, на сердце, что могло бы нас рассорить?

— Если возвращаешь мне мой Дулгалах, то ссориться нам не из-за чего, — просияв, ответил Егордан.

— Вот и хорошо. Все надо миром улаживать, а не криками на собраниях.

В середине августа 1918 года до наслега дошла весть о том, что город «побелел» и все теперь будет так, как было до красных.

Оказалось, что посланный тогда из Якутска навстречу белым красный отряд был разбит в неравном бою в верховьях Лены свежими силами колчаковцев. Вскоре белые заняли Якутск.

Специальная следственная комиссия «по делам большевиков» бросала в тюрьму всех, кто принимал участие в установлении советской власти в городе.