Весенняя лихорадка

Поэтому она не видела Лиггетта, который, прислонившись к поручню на правом борту, смотрел на Лонг-Айленд и строил догадки о том, где находится «Сити оф Эссекс». Услышав стук каблучков Глории по палубе, он напрягся. Такой звук могли издавать только туфли девушки. Повернулся и увидел, что она не смотрит в его сторону. Видел, как стюард поставил ей кресло. Отошел от поручня и отправился в ресторан.

Официанту-негру не особенно хотелось подавать еду Лиггетту, так как час ужина уже прошел, но Лиггетт был не в настроении потакать официантам. Когда негр принес суп, Лиггетт сказал: «Неси обратно. Суп холодный». Он знал, что негр скорчил ему гримасу, и когда тот начал мямлить, Лиггетт вскинул голову и отрывисто спросил: «Что?» Тут подошел белый метрдотель и спросил, все ли в порядке, Лиггетт ответил — да, спасибо. Негр взял тарелку, метрдотель последовал за ним, очевидно, спрашивая, что, черт возьми, происходит. Негр ответил — этот человек сказал, что суп холодный, метрдотель сказал — ну, тогда принеси горячий суп, да побыстрее, негр принялся ныть, что холодный суп не его вина, что нужно винить повара, и вообще, посмотрите, который час. Лиггетт был очень доволен тем, как повел себя в этом положении, не стал жаловаться метрдотелю.

Внезапно он поднялся. Метрдотель подбежал к нему:

— Что-нибудь случилось, сэр?

— Я неважно себя чувствую. Пожалуй, подышу свежим воздухом. — Болен он не был, но ужинать определенно не хотел. — Ужин не подавайте.

— Мне очень жаль, сэр, — сказал метрдотель.

— Ничего, — ответил Лиггетт.

Он вышел на палубу, Глории в кресле не было. Она стояла у поручня на левом борту. Стало заметно холоднее, и на палубе, кроме них, были только итало-американец, его жена и двое детей, итальянец хотел за свои деньги от души надышаться морским воздухом, сонная жена с детьми робко смотрели на него, ожидая сигнала идти по постелям.

— Привет, — сказал Лиггетт.

Глория повернулась, чтобы одарить его самым холодным взглядом, но произнесла:

— Господи!

— Ты меня знать не знаешь, — сказал Лиггетт. — Скажу это за тебя.

— Я не собиралась этого говорить. Что… как ты оказался на этом судне?

— Не думаешь, что случайно, так ведь?

— Нет, но откуда ты узнал, что я буду здесь?

— Я следил за тобой.

— О-о. Какая низость. Следил за мной.

— Знаешь, мне нужно было тебя видеть.

— Не обязательно было следить. Мог бы позвонить мне снова.

— Тогда бы я разминулся с тобой. Ты вышла из дома вскоре после того, как получила мое сообщение.

— Это было твое. Я так и подумала.

— Да, мое. Хочешь сесть?

— Не особенно.

— А я хочу.

— Я лучше постою. Не боишься, что люди тебя узнают?

— Кто, к примеру? Эти итальянцы? Похожи они на моих знакомых?

— Как знать.

— Так или иначе, они уходят. Теперь, пожалуйста, послушай меня пять минут.

— Теперь сяду. Я ослабела.

— Почему?

— Из-за твоего внезапного появления.

— Я на этом судне с половины шестого.

— Ты меня восхищаешь.

— Иди сюда. Хочешь сесть здесь? — спросил Лиггетт. — Теперь послушай…

— Нет, спасибо. Не хочу никаких «послушай».

— Извини. Как мне начать?

— Как себя чувствуешь? После той драки? Я думала, тебе сильно досталось.

— Возможно, сломано ребро.

— Тогда будь осторожен. Я знала парня, которому сломали ребро на футбольном поле, и оно в конце концов проткнуло ему легкое.

— Ты не хочешь, чтобы такое случилось со мной, так ведь?

— Нет. Веришь или не веришь, не хочу.

— Почему? Простые человеческие чувства или что?

— Нет. Нечто лучшее. Или худшее.

— Что именно?

— Я люблю тебя.

— Ха-ха. Это смешно.

— Знаю.

— Что наводит тебя на мысль, что ты меня любишь?

— Не знаю. На эту мысль меня ничто не наводит. Это гораздо ближе, чем нечто, наводящее на мысль, что я люблю тебя. Это знание, что я тебя сильно люблю. Не жду, что поверишь, но это правда.

— Прошу прощения. Закуривай.

— О, как мило. Американские сигареты. Если застукают за контрабандой их в Массачусетс, тебя ждет большой штраф.

— Не шути.

— Ладно.

Лиггетт взял Глорию за руку, но она вырвалась.

— Нет. Ты хотел говорить. Ну так говори.

— Хорошо, — сказал он. — Так вот, начну с того, что я бросил жену. Или, скорее, не знаю, как выразиться. Формально я бросил ее…

— Окончательно?

— Окончательно? Ну да. Разумеется, окончательно.

— Разумеется, окончательно, — повторила Глория. — В сущности, ты сам не знаешь, окончательно или нет. По твоему тону ясно, что ты даже не думал об этом.

— Нет, я не размышлял на эту тему месяцы, дни и годы. Тебе холодно?

— Да. Но мы останемся здесь.

— Не нужно держаться так злобно. Я просто спросил.

— Извини.

— Ладно, вернемся к теме разговора. Мы с женой разошлись. Окончательно. Я сказал ей о тебе…

— Зачем?

— Я не называл твоего имени.

— Я не об этом. Почему ты сказал ей раньше, чем мне?

— Вспомни, у меня не было возможности тебе сказать.

— Все равно нужно было сказать. Подождал бы. Зачем ты это сделал? Я не разрушительница семей. У тебя есть дети. Разрушать семью — последнее дело. Нужно было сперва сказать мне.

— Не понимаю, что это изменило бы. Это не имеет никакого отношения к фактам.

— Каким фактам? Что я спала с тобой? Ты сказал ей, что я спала с тобой в твоей квартире? Сказал?

— Да.