Весенняя ловушка

В деревне новым жильцам были рады всегда. К тому же Захаров оказался врачом, и быстро завоевал уважение всех жителей. И вот уже лет десять чета Захаровых является полноправными деревенскими жителями. Мигрени у Анны Павловны не прекратились, но то ли благодаря чистому воздуху, то ли размеренному деревенскому укладу, стали менее болезненными и более редкими.

— Что со Славиком? Когда хоронить будем? — поинтересовалась Вася.

— Быстрая какая, — хмыкнул Захаров. — В первую очередь надо выяснить причину его смерти.

— Так ясно же все.

— Все, да не все. Может, его застрелили, а тело спрятать хотели, — предположил Захаров.

— У меня в сарае? — удивилась Вася.

— В том-то все и дело, что он делал в твоем сарае?

— Не знаю, — опешила девушка. — Должно быть, взять что-то хотел. Он передо мной не отчитывался. Я не запрещала ему пользоваться всем, что есть на дворе. Мне это не надо, а ему могло пригодиться. Правда, в последнее время он не заглядывал…

— Ну да ладно, это забота Черных, — отмахнулся Захаров и посмотрел на молчавшего все утро Марата. — Как твоя нога?

— Хорошо. Думаю, обошлось без инфекций.

— Ну что ж, давай посмотрим.

Марат перебрался от стола на диван, стянул потрепанные джинсы. Михаил Петрович жестом фокусника достал из кармана медицинские перчатки, срезал повязку с ноги Марата, добрался до раны. Не церемонясь, принялся ощупывать оттек образовавшийся вокруг швов. Марат, сжав зубы, уставился в потолок, терпеливо снося процедуру.

— Ну, пока все нормально. Оттек в разумных пределах. Нагноения не вижу.

Захаров достал из сумки новую упаковку бинтов, умело наложил свежую повязку.

— Больница Крутояра будет очень рада, если вы решите совершить благородный поступок и, как только появиться возможность, внести посильный вклад в фонд больницы. Не обязательно деньгами, можно в виде натуры, — продекларировал он.

— Зря стараетесь, Михаил Петрович, — усмехнулась Вася. — Благородные поступки свойственно совершать людям благородным.

— О, смотрю, вы уже подружились, — весело проговорил доктор и серьезно продолжил, — Но, ты ошибаешься Вася, хорошие дела очищают душу. Иногда любому человеку необходимо осуществить чистое, бескорыстное деяние, чтобы он смог жить дальше. Иначе душа его задохнется под гнетом той налипшей грязи, что окружает каждого из нас, — доктор вздохнул, провел рукой по лицу. — Завтра утром я забегу. А сейчас мне пора идти выполнять свою не столь приятную обязанность, как возвращать к полноценной жизни живых людей, а как единственный врач на ближайшие сто километров, я обязан заполнить заключение о смерти.

— Можно обойтись без подробностей? — через плечо жалобно попросила Василиса, весь процесс перевязывания она старательно мыла грязную посуду после завтрака, повернувшись к мужчинам спиной.

Захаров ушел. Оставаться наедине с Маратом Василиса не могла. Ей было мучительно неловко и тягостно и находиться с ним рядом. Хотя он за все утро не сказал ей ни слова, в воздухе застыло напряжение. На озеро идти не хотелось, да и поздновато было начинать утреннюю рыбалку. Уйду к бабе Наде, соседке, решила Василиса.

Калитка соседнего дома была не заперта, и Василиса беспрепятственно поднялась на невысокое крыльцо с растрескавшимися балясинами.

Баба Надя чесала шерсть. Щетки с тихим шорохом терлись друг о друга в ловких руках Надежды Алексеевны. Она для всей деревни вязала теплые носки, ажурные платки и тугие шерстяные пояса на поясницу из шерсти деревенских коз. Путь превращения от вычесанных колтунов до мягкого и теплого изделия занимал уйму времени и сил. И Надежна Алексеевна всегда была рада компании. Если не помочь делом, так развлечь пожилую женщину болтовней, сможет любой.

Василиса уютно устроилась в старом кресле под самотканым пестрым покрывалом, как впрочем, и все в этом доме. Деревянные полы были застелены полосатыми плетеными дорожками так плотно, что только у порога просматривалась полоска коричневой краски на досках пола. Баба Надя сидела на таком же кресле, расставив вокруг себя несколько небольших мешков из ткани до верху забитых шерстью.

Шерсть в них различалась по цвету, от чисто белой до черной. Был здесь и мешок с рыжей шерстью. Ее баба Надя начесывала с рыжей козы Катьки, единственной козы принадлежавшей ей.

Катька легко преодолевала любые преграды в виде соседских заборов, лишь бы добраться до опавших по августу яблок. Яблоки она любила больше всего. Летом же, когда яблоки еще крепко держались за ветки, коза, перемахнув через забор, с удовольствием хрустела кислыми, недозрелыми яблоками прямо с веток. Соседи бабы Нади тихонько ворчали, подпирали шестами тяжелые ветки, но жаловаться на козу не ходили. Рыжие носки были почти в каждом доме Крутояра.

Телевизор на комоде негромко бурчал очередную передачу о том, как сделать наше здоровье непобедимым для вирусов с помощью каких-то, неизвестных большинству российских жителей, заморских фруктов. Кошка бабы Нади, Мурзилка, по-хозяйски запрыгнула на колени к Василисе и, потоптавшись на ней, улеглась пушистым полосатым валиком.